Жеральд Мессадье - Рамсес II Великий. Судьба фараона

— Я побеседовал с Небуненефом, — снова заговорил монарх. — Главные боги нашего пантеона — Амон, Ра и Птах. Нехорошо, если первостепенное значение приобретает бог второго порядка. Это нарушает равновесие сил, которые правят страной.

Именхерхепешеф впервые слышал из уст отца рассуждения о религии помимо связанных с проведением церемоний государственного значения. Неужели ночное посещение Сета углубило интерес фараона к природе божественного?

— Но как же наша армия, отец?

— Разве не носят три ее соединения имена богов, которых я упомянул? — возразил на это Рамсес. — Четвертое же названо в честь Сета. Было бы ошибкой полагать, что главное в нашей жизни — это война. Я царствую в этой стране, а не за ее пределами. И обязан заботиться о процветании своей страны, — сказал он, указывая рукой на вид к западу от Уасета.

— Ты полагаешь, Сет нас предал?

Рамсес ответил после недолгого раздумья:

— Сет — бог чужеземцев. Его принесли с собой чужеземные государи [44] Имеются в виду гиксосы: на древнеегипетском это слово означает «чужеземный государь». много лет назад, и, когда наш предок Яхмос изгнал их из страны, их бог остался. Мы приняли его, потому что он символизировал собой то, что нам было необходимо, — воинственный дух. И все же он не может соперничать с нашими богами. Сет отправил меня в Кадеш, когда армия еще не была к этому готова. Он вдохновил тебя на завоевание Амурру, но сам остался верен не тем, кто перенял его культ, а народам Азии.

Именхерхепешеф слушал отца как зачарованный. Его удивление и огорчение росли с каждой секундой: что делать ему в этом мире, где Сет лишился своих позиций?

— Но отец, ты ведь был воплощением Сета! — воскликнул он.

— Ты прав, я им был. Но больше не могу им оставаться, потому что я — сын Амона. Пойми, сын, и объясни своим братьям: существует три божества — Амон Скрытый, Ра, который является его лицом, и Птах, который суть его тело. Иногда они являют себя в иных формах. Есть и другие боги, но они не проистекают от трех упомянутых мною.

— И Сет тоже?

— Как я уже сказал, Сет — бог азиатов. Вполне возможно, что теперь он благоволит апиру. И Птахмосу. Мне до этого нет дела. Это так же важно, как то, что сейчас мимо меня пролетела мушка!

Внезапные перемены в Рамсесе, отце и правителе, ввергли принца Именхерхепешефа в такое смятение, что он отправился искать поддержки у «Мути» — царицы-матери Туи, которая испытывала к нему, своему первому внуку, особенно нежные чувства. Она звала его детским именем — Ими.

Возраст — пятьдесят шесть лет — обогатил Туи опытом, но не лишил кокетства. Она была накрашена, как в лучшие свои годы, и носила великолепные украшения — широкий золотой браслет с бирюзой, пектораль с кораллами и жемчугом и тиару с перидотами. Каждая прядь ее парика была тщательно завита и умащена по последней моде. Сиятельная вдова не отказывалась и от плотских удовольствий: все знали, что она неравнодушна к командиру гвардейцев, хранителю ее гардероба и сыну наместника Хнума. «Чтобы ка не рассталась с телом, — объясняла Туи сыну, — нужно удовлетворять аппетиты обоих», на что Рамсес с улыбкой предложил построить для вдовых цариц Дворец Мужчин, раз уж существует Дворец Женщин для царей.

«Ни в коем случае! — отвечала Туи в том же игривом тоне. — Соперничество порождает ссоры. Вспомни, что Сет сделал с Хором! [45] Сет попытался изнасиловать Хора, сына Осириса, который хитростью избежал позора. »

Да уж, Туи предпочитала называть вещи своими именами. Рамсес в ответ только рассмеялся.

Именхерхепешеф рассказал бабке о причине своего плохого настроения.

— Что ж, я этому рада, — ответила Туи. — Это доказывает, что мой божественный сын не стал мумией до срока.

Такого ответа юный принц не ожидал.

— Подумай сам, — продолжила она, — финиковая пальма рождается из косточки, которая совсем не похожа на взрослое дерево. Когда росток становится пальмой, он приносит плоды, которые, снова-таки, на него не похожи. Все, что не меняется, лишено жизни. Когда мужчина молод и мечтает о завоеваниях, Сет — достойный его покровитель. Он легко выходит из себя, он на всех и вся срывает зло, что иногда бывает полезно — когда он обрушивается на настоящего врага, как в случае со змеем Апопом, которого Сет пронзил копьем, спасая тем самым барку Ра. Но с годами большую власть над характером человека приобретает терпеливый и благостный Амон.

Туи отпила из кубка миндального молока и посмотрела на погрузившегося в размышление внука.

— Отныне твоего отца больше заботит благополучие его страны, а не завоевание далеких земель, которые к тому же нужно постоянно отстаивать ценой крови. Его покойный отец в свое время отказался от идеи вернуть эту азиатскую крепость, которую вы дважды пытались отвоевать. Для нас же лучше, если мы предпочтем мир с соседями постоянным стычкам с ними.

Взгляд ее черных, накрашенных, сверкающих, как карбункулы, глаз остановился на лице Именхерхепешефа.

— Что не дает тебе покоя, Ими?

— Эта внезапная перемена… Этот кошмар…

— Ты испугался, решив, что твой отец ослаб? Ты ошибаешься, он стал более сильным.

— Но что ему такого страшного приснилось? Ты знаешь?

Туи кивнула:

— Он рассказал мне, но смотри, никому не проговорись. Во сне твоему отцу явился Сет и стал яростно упрекать его и даже угрожать. Чего еще можно ждать от убийцы Осириса! Но твой отец ответил ему, как и следовало: он, который считал себя земным воплощением Сета, отрекся от его покровительства и призвал себе в защитники Амона.

Принц задумался.

— И теперь Сет будет защищать Птахмоса, — сказал он после паузы.

— Сет никого не станет защищать, — заметила Туи. — Мы в этом не раз убеждались. К тому же Птахмос теперь ничего не значит ни для твоего отца, ни для царства. Равно как и апиру.

Воспоминание о магическом ритуале, проведенном Сетнау, не покидало Именхерхепешефа. Новая реальность была ему отвратительна. Значит, о военной славе можно забыть, и военных походов, в которых молодой принц жаждал отличиться, попросту не будет. Он не стал делиться с Мути своими мыслями, потому что ее слова были исполнены здравого смысла и звучали успокаивающе, и все же он чувствовал себя как всадник, под которым в бою пала лошадь.

Он поцеловал бабке руку и ушел.

Но на этом испытания Именхерхепешефа не закончились.

В последние дни сон его перестал быть крепким, он улавливал многие звуки, которые не может слышать спящий, — стук сандалий, шаги стражников при смене караула на первом этаже дворца, уханье сов в саду, перешептывание страдающих бессонницей старух возле прачечной, крики младенца, страдающего от колик или когда у него прорезаются зубки, шаги служанки в крыле, где проживали принцы и принцессы, идущей к сточной канаве, соединенной с рекой, чтобы вылить содержимое ночного горшка. Неджмаатра мирно спала на постели рядом.