Уилбур Смит - Стервятники

Шредер с ужасом смотрел на этих могильщиков. Он понимал, что слова Камбре — одновременно предупреждение и угроза. За первым рядом деревьев, там, где прежде располагался лагерь сэра Фрэнсиса Кортни, чернел ряд свежевыкопанных канав. Хижина сэра Фрэнсиса исчезла, на ее месте зияла яма глубиной двадцать футов, уже частично заполненная морской водой. С другой стороны старого лагеря тоже шли бурные раскопки. Казалось, среди деревьев поработала целая армия шахтеров. Люди Канюка подтащили трупы к ближайшей такой яме и бесцеремонно сбросили туда. Тела со всплеском упали на дно.

Шредер выглядел встревоженным и колеблющимся.

— Мне трудно поверить, что Левеллин был таким человеком…

Но Камбре не дал ему закончить.

— Клянусь Богом, Шредер, вы что, сомневаетесь в моем слове? А как же ваши заверения, что вы хотите разделить со мной судьбу? Если мои действия вас оскорбили, нам лучше немедленно расстаться. Я дам вам один из баркасов с «Золотого куста», и пираты Левеллина помогут вам вернуться на мыс Доброй Надежды. Там вы сможете объяснить свои угрызения совести губернатору Ван де Вельде. Это вам больше по вкусу?

— Нет, сэр, вовсе нет, — торопливо ответил Шредер. — Вы знаете, я не могу вернуться на Добрую Надежду.

— Что ж, полковник, значит, вы со мной?

Шредер колебался, наблюдая за работой могильщиков. Он знал, что если будет возражать Камбре, то, вероятно, кончит в яме с Левеллином и моряками с «Золотого куста». Он оказался в западне.

— С вами, — сказал он наконец.

Канюк кивнул.

— В таком случае вот моя рука.

Он протянул огромную веснушчатую ладонь, поросшую жесткими рыжими волосками. Шредер медленно подал руку. В его глазах Канюк увидел осознание того, что дороги назад нет, и остался доволен: теперь он может доверять Шредеру. Признав и простив убийство офицеров и экипажа «Золотого куста», Шредер сам стал пиратом и преступником. Теперь он во всех отношениях человек Канюка.

— Пойдемте со мной, сэр. Позвольте показать вам, что мы здесь делали. — Камбре легко сменил тему и повел Шредера мимо братской могилы, не удостоив груду тел и взглядом. — Понимаете, я хорошо знал Фрэнки Кортни, мы с ним были как братья. Я по-прежнему уверен, что у него где-то здесь тайник с сокровищем. Там то, что он взял на «Стандвастигейд» и на «Хеерлике Нахт». Клянусь кровью всех святых, где-то в этом песке лежат не меньше двадцати тысяч фунтов.

Они подошли к длинной, в сорок футов, траншее, где уже снова работали лопатами люди Камбре. Среди них были три черных моряка, которых он купил на аукционе на Доброй Надежде.

— Джири! — взревел Канюк. — Матеси! Киматти!

Рабы вздрогнули, бросили лопаты и в страхе перед хозяином выбрались из канавы.

— Только посмотрите на этих животных, сэр. Я заплатил по пятьсот флоринов за каждого. Худшей сделки у меня не бывало. Перед вашими глазами живое доказательство того, что негр способен хорошо делать только три вещи: лгать, воровать и увиливать. — Канюк гулко расхохотался. — Разве не так, Джири?

— Да, ларди, — с улыбкой согласился Джири. — Истинная божья правда.

Канюк перестал смеяться так же внезапно, как начал.

— Что ты знаешь о Боге, язычник? — взревел он и мощным ударом кулака сбросил Джири в яму. — Вы, трое, за работу! — Все схватили лопаты и ринулись копать, выбрасывая через край канавы кучи земли. Камбре подбоченясь стоял над ними. — Слушайте меня, сыновья полуночи. Вы сказали, что сокровище, которое я ищу, закопано здесь. Найдите его или не поплывете со мной, когда я отчалю отсюда. Я похороню вас в этой самой яме, которую вы копаете своими грязными лапами. Вы меня слышали?

— Хорошо слышали, ларди, — хором ответили все трое.

Канюк по-товарищески взял Шредера под руку и увел.

— Приходится признать печальный факт, что они никогда не знали, где закопано сокровище Фрэнки. Все эти месяцы они надо мной смеялись. Но мне и моим канальям надоело играть в кротов. Позвольте предложить вам гостеприимство в моей скромной хижине и порцию виски, и вы мне расскажете все, что знаете, о маленькой войне, которую сейчас ведут Великий Могол и Пресвитер. Думаю, мы с вами найдем занятие получше и повыгодней, чем здесь, в Слоновьей лагуне.

При свете костра Хэл смотрел, как люди из его отряда с огромным аппетитом поедали копченое мясо. Охота в последние дни была плохая, и все устали. Его моряки никогда не были рабами. Работа на стенах замка Доброй Надежды не сломила и не смирила их. Скорее она ожесточила их, а долгое путешествие еще и закалило. Это сильные, но усталые воины, и он не может требовать от них большего. Альтуда ему нравится, он ему доверяет, но ведь Альтуда с детства раб, а некоторые из его людей никогда не были бойцами. А вот Саба его разочаровал. Он не оправдывал ожиданий Хэла. Он стал мрачен и постоянно перечил. Пренебрегал своими обязанностями и спорил, если Хэл отдавал ему приказ. Его любимым возгласом стало: «Я больше не раб! Ни один человек не имеет права командовать мной!»

Саба не чета морякам Канюка, подумал Хэл, но улыбнулся, увидев, что к нему подходит Сакина.

— Не делай из Сабы врага, — прошептала она.

— Я и не хочу, — ответил он, — но каждый из нас обязан делать свою часть работы. — Он нежно взглянул на нее. — Ты стоишь десяти таких мужчин, как Саба, но сегодня я видел, как ты спотыкаешься, когда думаешь, что я не смотрю на тебя, и в глазах твоих боль. Ты больна, милая? Я слишком подгоняю нас?

— Ты слишком добр, Гандвейн, — улыбнулась она. — Я пойду с тобой до самых адских врат и не пожалуюсь.

— Я знаю, и это меня тревожит. Если ты не пожалуешься, как я узнаю, что с тобой?

— Со мной все в порядке, — заверила она.

— Поклянись, — настаивал он, — что ты не скрываешь от меня болезнь.

— Клянусь тебе этим поцелуем. — Она прижалась губами. — Все хорошо, как и хочет Господь. И я докажу тебе это.

Она взяла его за руку и отвела в темный угол ограды, где была устроена их постель.

Их тела слились так же совершенно, как и раньше, но в том, как Сакина любила его, была какая-то мягкость и вялость, и хотя в самый разгар страсти это восхитило его, позже он почувствовал удивление и тревогу. Он не сомневался — что-то изменилось, но не мог понять, что именно.

На следующий день во время долгого перехода он внимательно наблюдал за Сакиной, и ему показалось, что на крутых подъемах ее походка стала не такой пружинистой, как раньше. Потом, когда жара усилилась, Сакина покинула свое место в колонне и постепенно все больше отставала. На самых трудных участках слоновьей тропы Зваанти попыталась помочь ей, но Сакина сказала ей что-то резкое и оттолкнула ее руку. Хэл едва заметно и постепенно стал снижать скорость движения, чтобы Сакине было полегче, и дал сигнал к дневному отдыху раньше обычного.