Гэри Дженнингс - Хищник. Том 1. Воин без имени

Я направился к ней неторопливым величественным шагом, но идти пришлось долго, и чувство достоинства, которое я пытался изобразить, рассеялось от смешного хлюпанья моих мокрых башмаков: хлюп-хлюп — причем звук казался еще громче в этой просторной сводчатой комнате. Я ощущал себя вовсе не маршалом и не herizogo, а каким-то едва ползущим водяным жуком.

Принцесса Амаламена, должно быть, это поняла, потому что она опустила голову и следила взглядом за моими ступнями все то время, пока я шел к ней. Когда я в конце концов дошлепал и остановился неподалеку от нее, перед креслом, принцесса наконец медленно подняла голову. Она улыбалась довольно приятной улыбкой, но ямочки на ее щеках свидетельствовали о том, что Амаламена с трудом сдерживает громкий смех. Я понял это и покраснел так сильно, как никогда не краснела даже та девушка, которую Теодорих прозвал Авророй. Поэтому я склонился в глубоком поклоне, чтобы спрятать лицо, и не распрямился, пока не услышал, как Амаламена произнесла:

— Добро пожаловать, сайон Торн. — Принцесса все-таки взяла себя в руки, но теперь улыбка ее была какой-то осторожной. — Ты прибыл сюда прямо из долины Роз?

— Нет, принцесса, — ответил я сквозь зубы. Меня так и подмывало спросить, не повлияла ли болезнь на ее обоняние. — Я просто побрызгался духами из розовых лепестков, принцесса.

— Ах! Что ты говоришь? Как оригинально! — На щеках у нее снова появились ямочки, словно она опять с трудом сдерживала улыбку. — Большинство посланцев моего брата приходят сюда насквозь пропахшие потом и кровью.

Я и без нее прекрасно понимал, что представляю собой грубую и жалкую пародию на королевского маршала. Принцесса внешне походила на старшего брата, но ее черты были, понятное дело, изящней, поэтому, если Теодорих был просто симпатичным, Амаламена была настоящей красавицей. Разумеется, ее тело не было таким сильным, принцесса выглядела такой тонкой и изящной, что казалась почти бестелесной, а ее грудь была не больше, чем у меня, когда я одевался Веледой. Тогда как у Теодориха были светлые, как и у всех готов, волосы и кожа, у Амаламены косы были серебристо-золотыми, губы цвета примулы, а кожа словно слоновая кость и такая прозрачная, что я мог рассмотреть бледно-голубые вены у нее на висках. Имя Амаламена переводится как «Луна Амалов», и оно вполне подходило принцессе: она казалась воплощением тонкого, бледного, изящного, недавно народившегося месяца. Перламутровый цвет кожи заставлял ее голубые готские глаза светиться как огни Gemini, которые я видел как-то, — и сейчас эти ее глаза, тут ошибки не могло быть, смеялись надо мной. Принцесса продолжила:

— Что ж, ростом ты не выше меня, сайон Торн, и по возрасту, думаю, не старше. Кроме того, у тебя, как и у меня, нет бороды. Возможно, я тоже смогла бы удостоиться маршальского поста. Или теперь Теодорих, подобно Александру, предпочитает окружать себя только молодыми людьми? Если так, то он, безусловно, изменился с тех пор, как я видела его в последний раз.

Наверное, я стал таким красным, словно меня вот-вот хватит удар, но произнес сдавленным от раздражения голосом:

— Принцесса, этот титул был мне присвоен за особые заслуги: я помог Теодориху взять город Сингидун…

И тут Амаламена наконец дала себе волю и рассмеялась заливистым мелодичным смехом. Она беспомощно махнула мне тонкой белой рукой, и даже старый Костула захихикал, а мне захотелось провалиться сквозь землю. Когда веселость принцессы пошла на убыль, она промокнула свои яркие, как драгоценные камни, глаза и сказала с добродушным изумлением:

— Прости меня. Я нарушила все приличия. Но ты выглядел таким… таким забавным… а лекарь сказал мне, что смех — это лучшее лекарство от всех болезней.

Я произнес холодным тоном:

— Надеюсь, что так и есть, принцесса.

— Погоди. К чему такие церемонии! Поскольку мы с тобой ровесники, зови меня просто Амаламеной, я же стану называть тебя Торном. Надеюсь, ты не принял близко к сердцу мои насмешки, поскольку наверняка читал письмо моего брата.

— Нет, — ответил я, все еще раздраженно, — не читал. Это твой faúragagga сломал печать. Спроси его.

— Не имеет значения. Ты должен гордиться тем, что там написано. Мой брат всячески превозносит тебя, называет другом, а не маршалом. У него много друзей, разумеется, но это друзья короля. А ты друг Теодориха.

— Постараюсь оправдать его доверие, — произнес я, все еще несколько обиженно. — У меня срочное поручение, принцесса. Я имею в виду, Амаламена. Если ты просто снабдишь меня всем необходимым для путешествия, как, я думаю, твой брат и просит в этом письме, я отправлюсь в путь и…

— И я тоже, — оборвала меня Амаламена. — Я хочу присоединиться к тебе в твоем путешествии. Теодорих сам предлагает мне это.

Я сказал:

— Полагаю, когда твой брат писал об этом, он не подозревал, что ты… хм… — Я осекся, потому что старый Костула, стоявший за креслом принцессы, покачал головой так выразительно, что его длинная борода затряслась. — Я имею в виду… я ничего не знаю о пути отсюда до Константинополя. Путешествие туда может оказаться трудным. Даже опасным.

Она снова одарила меня улыбкой с ямочками и решительно произнесла:

— Но у меня есть Торн, чтобы сопровождать и защищать. Из этого письма следует, что я не смогла бы путешествовать в большей безопасности даже под охраной Юпитера и Минервы. Неужели ты откажешь мне в возможности убедиться в этом самой?

Теперь она задавала мне вопрос, а не приказывала. Я заколебался. Шутка ли — взять на себя охрану принцессы крови, родной сестры короля, здоровье которой подтачивала какая-то неведомая мне болезнь. Случись что — и Теодорих строго спросит с меня за Амаламену. Мне очень хотелось ответить принцессе, что я не могу взять на себя такую ответственность. Однако, когда я бросил взгляд на эту хрупкую красивую девушку, единственная мысль, которая мелькнула у меня в голове, была: «Акх, если бы я был мужчиной!» Поэтому я ответил ей следующим образом:

— Я никогда и ни в чем не откажу тебе, Амаламена.

Амаламена дала faúragagga множество указаний относительно приготовлений к путешествию и велела ему прислать в ее покои множество других слуг и военачальников, которым она тоже собиралась отдать приказы. После этого она сказала мне:

— Возбуждение от предвкушения путешествия уже немного утомило меня. А может, Торн, во всем виноват здоровый смех, который ты вызвал у меня. — И она снова рассмеялась. — В любом случае я теперь отдохну. Костула покажет тебе твои покои и проследит, чтобы вещи доставили туда. Мы встретимся снова за обедом в nahtamats.

Таким образом, мы с Костулой остались вдвоем. Как только мы вышли из тронного зала, я спросил его: