Наталья Павлищева - Ярослав Мудрый

Служка решил, видно, что князь идет к епископу, бросился упредить, позвать Ефрема. Ярослав махнул рукой:

– Не кличь, я в школу зайду.

К посещениям князя привыкли, он свой, потому и не суетились. Ярослав тихонько остановился у двери в бывшую трапезную, откуда доносились звуки голосов. Ученики чуть нараспев читали какую-то книгу. Постоял, послушал, потом все же толкнул дверь. Хотелось посмотреть, чему учатся и, главное, как.

Отец Илия, длинный и тонкий, весь седой от немалых лет, чуть склонил голову, приветствуя князя. Однако внимательно следил, достаточно ли резво вскочили ученики, хорошо ли поклонились. Остался доволен. Ярослав чуть усмехнулся, показал, чтобы сели и продолжили учебу. Немного посидел, послушал, как читают, не удержавшись, попросил, чтобы и счет показали. Отец Илия с удовольствием попросил выйти к нему одного из мальчиков, дал задание на быстрый счет. Тот справился. Князь тоже спросил, ученик снова не оплошал и третье осилил легко и быстро. Ярослав довольно кивнул, поинтересовался:

– Как зовут? Откуда?

За ученика ответил отец Илия:

– Саввой. Тутошний он, новгородский.

Князь положил руку на плечо мальчика:

– А как с остальным? Читает бойко ли?

Снова с удовольствием кивнул Илия, потянулся за книгой, чтоб показать князю, но тот остановил:

– Верю. На содержание этого ученика деньги взять из моей казны. Ежели будет способности и дальше проявлять недюжинные, мне скажешь, увеличу плату.

Повернулся к остальным ученикам, не слушая сбивчивую благодарность мальчика:

– И остальные знать должны: кто станет учиться толково, того поддерживать всегда буду! И теперь и дальше!

Едва успела за князем закрыться дверь, отец Илия сурово выговорил ученику:

– Что ж ты князя не благодарил, дурья твоя башка?!

Тот стоял, растерянно улыбаясь и почему-то кивая вихрастой, давно не стриженной головой. Илия усмехнулся:

– Садись уж, везучий ты наш!

А князь с удовольствием вспоминал толкового ученика. Если таких в Новгороде много сыщется, то никаких чужеземных мудрецов не надо. Дети учились всего два месяца, однако сын смерда успел освоить и азбуку, и счет. Не всегда боярские дети сообразительней простых, не всегда. Даже среди князей было мало грамотных, не говоря уже о боярах, а тут вон дети смердов учатся. Надо учить и таких, пусть Новгород не только руками мастеровых славится да купцами своими, но и ученым людом тоже!

За такими заботами легче переносилась душевная боль из-за разлада с Ингигерд. Кроме того, у князя была еще одна потеря – умер верный и надежный Рёнгвальд. Его старший сын не пожелал взять земли отца под свое правление, вернулся в Швецию и получил от Энунда обратно Гаутландское ярлство, принадлежавшее отцу до его отъезда на Русь. Ладогу унаследовал младший Эйлив на тех же правах и условиях – кормление в обмен на защиту от нападений. Все были довольны.

За окном снова морось и мглисто. Год выдался мокрым, тяжелые тучи день за днем висели над городом и округой, но не сыпались пушистым снегом, а наполняли все вокруг противной влагой. Холодная, пронизывающая, словно плесень, она впитывалась в одежду, в кожу, вползала в дома и, казалось, души людей.

Чтобы защититься от навеваемой ею тоски, люди топили печи, жгли свечи, разговаривали громче обычного…

Ингигерд тоже тосковала, но у княгини на то были и свои причины.

Князь вернулся, но уже который день не приходил к ней в ложницу. Днем Ярослав приветлив, даже ласков, но эта ровная приветливость и страшна для Ингигерд. Уж лучше бы вышел из себя, накричал, попробовал ударить, чего не сделал тогда. Даже ударил! Но только не молчал.

В ложнице жарко, все же новгородские печи дают тепла много больше каминов с открытым огнем и держат это тепло долго. Ингигерд куталась в большой плат из-за задумчивости. Дверь в ложницу не заперта, девка отослана спать в каморку у лестницы, чтобы невзначай не спугнуть князя. Если тот придет…

Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, княгиня попробовала взять книгу. Она, как и Ярослав, очень любила читать, правда, князь все больше читал, словно важную работу выполнял – к книгам относился бережно, устраивал на столике, свечу долго пристраивал так, чтобы и свет хорошо падал, и воск на страницы не попал, листы переворачивал осторожно. Сама Ингигерд проще, она брала книгу на колени и сидела у огня, довольствуясь его пламенем. Правда, княгиня больше любила поэзию.

Вот и теперь она взяла записи, присланные из Швеции, но ничего не лезло в голову. Помаявшись, Ингигерд отложила книгу и принялась смотреть на огонь. Она знала, что предки часто советовались с пламенем, пытаясь понять, как поступить.

Потрескивание поленьев обычно успокаивало, даже убаюкивало, но только не сейчас. Все мысли были о Ярославе, вернее, о том, как вернуть доверие и любовь мужа. Вдруг Ингигерд охватила паника: а если он совсем ее разлюбил?! И княгиня отчетливо поняла, что ничего ужасней для нее быть не может.

Стоя на коленях перед образом Богоматери, горячо шептала просьбу о помощи! Сколько так простояла – не знала и сама, но, наверное, долго, потому что поленья прогорели.

Молитва очистила душу, но скорбь оставалась. И тут она поняла, что должна сделать!

Ярослав засиделся за книгой, как обычно по вечерам. Вчитываясь в строчки, повествующие о чужих жизнях и деяниях, он все пытался сопоставить с ними свои собственные. Выходило не всегда достойно, слишком много наделал князь ошибок в своей жизни. И хорошо понимал, что должен искупить все, что можно. Одно Ярослав знал точно – он не хочет воевать! Не хочет видеть, как льется кровь сородичей в борьбе князей между собой за власть!

О жене старался не думать, запретил себе еще со времени отъезда Олава и его гибели. Только он знал, чего стоило держаться с любимой женщиной ровно и приветливо, не выдавая ни словом, ни взглядом бушующих мыслей и желаний.

Ингигерд поднялась, поплотнее запахнулась в большой плат и решительно направилась к двери. Холодный пол перехода быстро вернул ее от раздумий к действительности, но княгиня не вернулась, напротив, зашагала быстрее.

Приткнувшийся у двери князя гридь, кажется, дремал, увидев Ингигерд в белом, он даже вздрогнул, быстро перекрестился, но вовремя сообразил, кто перед ним, и теперь нерешительно смотрел на нее.

– Князь спит? – видя замешательство охранника, поинтересовалась Ингигерд.

– Не-е…

И все равно дурень стоял, закрывая дверь. Такого не бывало, чтоб княгиня сама сюда приходила, потому и потерял дар речи. Она подумала другое:

– У него там… кто-то?..

– Не! – решительно замотал головой гридь.

– Так пусти! – отодвинула его княгиня и, решительно дернув тяжелую дверь, шагнула внутрь.