Наталья Павлищева - Царь Грозный

Солнце клонилось к закату, вот-вот коснется крыш московских теремов. Его шар красный… Это значит быть завтра ветру, буре… А пока тихо.

Благовещенский священник спешил на двор к царскому наставнику Сильвестру, почему-то оглядываясь. Двор у попа невелик, но аккуратен, Сильвестр старается следить за порядком, как сам и пишет в Домострое. Не всегда же сапожнику быть без сапог.

Царский наставник встретил Симеона не слишком ласково, тот оторвал от любимейшего занятия – написания Домостроя. Для Сильвестра этот труд стал делом жизни, наставить своего сына, а вместе с ним и остальных на путь истинный в домашней жизни поп считал главной заботой. Он старательно делал вид, что царя Ивана не наставляет, просто пересказывает ему и Анастасии самое важное из Домостроя. Все трое прекрасно понимали, что это не так, ведь наставления слишком явно писаны для царя. Царица тоже недовольно морщилась, слишком унижал Сильвестр жену пред мужем. Особенно невзлюбила Анастасия попа после его предательского поведения во время болезни Ивана, может, потому и Домострой принимала неприязненно?

Симеон приблизил лицо к уху царского наставника и зашептал взволнованным шепотом:

– Ко мне Башкин Матвей приходил с вопросами разными…

Сильвестр уже не просто морщился, он недолюбливал благовещенского попа за то, что тот старательно лез в царские духовники помимо самого Сильвестра, сегодня гнусавый голос Симеона Сильвестру был особенно неприятен. А упоминание боярского сына Матвея Башкина, про которого разное говорили в Москве, удовольствия разговору не добавил. Но делать нечего, пришлось звать за собой в келью.

Келейка у Сильвестра маленькая, только высокий стол, за которым священник пишет и читает стоя, простая лежанка, если совсем усталость сморит за работой, и огромный сундук, полный книг – главная ценность каморки. Тусклый свет, едва пробивавшийся сквозь маленькое оконце, не позволял работать без свечи, потому свечей в каморке всегда горело две – одна на столе для работы, а вторую хозяин ставил на сундук, осторожно примащивая, чтоб ненароком не упала и не запалила драгоценности. Жена давно предлагала сделать отдельный ставец для большой свечи, да все было недосуг.

Симеон, впервые оказавшийся в каморке царского наставника, изумленно оглядывался, он хорошо знал, что Сильвестр проповедует скромность в быту, но никак не ожидал, что протопоп сам следует своим проповедям. Закралась мысль, что это требование царя, но Симеон вспомнил вполне приличное жилище митрополита Макария и решил, что Иван вряд ли так уж строго подходит к своим наставникам.

Недовольно покосившись на вставшего у входа столбом Симеона, Сильвестр кивнул ему на лежанку:

– Присаживайся. Другого места у меня, как видишь, нет.

Симеон пристроился на краешке, старательно изображая из себя само смирение, его взор уже обежал маленькое пространство каморки, отметил огромный сундук и то, что хозяин сел именно на него, даже не озаботясь кованным железом под задом. «Как есть там злато хранится!» – решил Симеон, совершенно забыв известное для всех дело, что главное для Сильвестра это книги.

– Ну, сказывай, с чем пришел? – Не было похоже, чтобы хозяин собирался вести с попом долгие задушевные беседы. Симеон кивнул и снова зашептал:

– Намедни перед самым постом ко мне на исповедь Матвей Башкин приходил. Говорил, что истинный христианин, а вопросы задавал, как еретик.

Сильвестр чуть поморщился:

– Чего шепчешь, как старуха за углом? Здесь чужих ушей нет, говори в голос, тошно прислушиваться.

Гость кивнул, но прибавил лишь чуть, вместо шепота стало едва слышное бормотание:

– И после поста тоже книги разные показывал. К себе зазывал. У него Апостол есть…

Разговор совсем не нравился Сильвестру, чего этот поп его приплетает к смутному? Царский наставник и сам не раз беседовал с Матвеем Башкиным, боярский сын умом отличен, только вот и впрямь вопросы задает непотребные, под сомнение все подводит. Если неустойчивые души, так и вовсе усомниться могут в правоте церковной. Сильвестру вовсе не хотелось, чтобы его имя приплетали к возможной ереси, потому и морщил нос от рассказов Симеона. Теперь уж не открутишься, не скажешь, что не ведал о Матвее Башкине…

– У многих Апостол есть, что с того?

– Да у него весь в пятнах восковых, – возразил Симеон.

Сильвестр усмехнулся:

– Свечи восковые у твоего Башкина, а не лучина, вот и закапано воском!

Поп в ответ страшно округлил глаза:

– Так ведь накапано в тех местах, в каких его сомнение берет и вопросы разные являются!

Хозяина каморки откровенно взяла досада, ну чего бы этому дурню не отправиться прямо к митрополиту? Чего к нему пришел?

Симеон вдруг объяснил сам:

– Матвей у меня спрашивает, а сам и отвечает, что надумал, сам меня и учит. Я говорю, что не все ведаю, так он советует тебя спросить.

«А чтоб вас!» – мысленно ругнулся Сильвестр, чувствуя, что спокойствия больше не видать.

– Не знаю, что это за духовный сын у тебя, только про него недоброе говорят. Собираются вокруг него всякие люди да умствуют о церкви и православной вере. Негоже то!

Струсили оба. Симеон ушел от Сильвестра перепуганный, хорошо понимая, что с него первого спросится, если что.

Сильвестр забеспокоился не на шутку, царь уехал в Кириллов монастырь, а ну как вернется, а злые языки приплетут ему связь с Башкиным? Конечно, по приезде Ивана Сильвестр первым бросился наговаривать на Матвея, чтобы обезопасить себя.

Иван не сразу взял в толк, чего так переполошился Сильвестр. Потом нахмурился:

– Вели позвать своего Башкина. Пусть принесет этот меченый Апостол, гляну, что он там наделал.

Поп хотел было возразить против «своего», но царь уже отвлекся на другое и слушать не стал.

Сильвестр спешил со двора к Симеону теперь уже сам. Попытка жаловаться царю не привела ни к чему хорошему, Иван не слишком внимательно отнесся к словам наставника, это могло привести к неприятностям. А ну как потом велит со всей страстью разобраться с Матвеем? Не получится ли, что Сильвестр его покрывает? Два благовещенских попа принялись старательно разведывать о Башкине, что и как. На всякий случай.

У Ивана было хмурое настроение. С утра болел правый бок под ребрами, сказывалось обильное возлияние на вчерашнем пиру. Во рту гадко, от мысли о еде мутило. Потому и на Башкина смотрел так же:

– Ну, и чего ты там наумничал?

Симеон послушно протянул царю раскрытый на заляпанной воском странице Апостол Матвея. Тот, чувствуя себя правым, не дичился, глядел прямо, отвечал просто:

– Я, государь, просто читал со вниманием, что непонятно, старался у умных людей спрашивать…

Иван, покрутив в руках Апостол, сначала пожал плечами: