Николай Харин - Д'Артаньян в Бастилии

Эшафотом на Гревской площади!

Вместо ответа Гримо только ухмыльнулся.

— Что ты хочешь этим сказать?! — разъярился Планше.

— Хм, — ответил Гримо.

— Что такое?! Что за идиотская ухмылка?!

— Гревская площадь — дворянам. Для тебя — Трагуарский Крест.

Хорошенько выбранив Рошфора, его высокопреосвященство успокоился и, следовательно, смог прибегнуть к помощи своей недюжинной логики. Он вдруг вспомнил, что еще ничего толком не узнал о таинственном доме на улице Медников, где его подручным так и не удалось захватить неуловимого д'Эрбле.

— Впрочем, оставим эту материю, — все еще немного ворчливым тоном заявил кардинал. — Что, вы говорите, нашли там, в этом подозрительном доме?

Рошфор обстоятельно описал все обнаруженное в результате осмотра дома, каковой был произведен от подвала до чердака.

— Все свидетельствует о том, что там занимались алхимическими опытами, ваше высокопреосвященство.

Кардинал презрительно фыркнул:

— Искали философский камень!

— Еще мы там нашли вот это. — И Рошфор подал Ришелье круглую плоскую коробочку, которую он извлек из кармана. Внутри коробочки была мазь зеленоватого цвета с терпким запахом. Его высокопреосвященство понюхал содержимое коробочки, наморщил нос, закрыл коробочку крышкой… и вспомнил.

— Любопытно, — проговорил он. — Любопытно, что такую же мазь герцог д'Эльбеф получил от лекаря королевы-матери, когда обратился к нему за средством от болей в суставах. Герцог показывал ее мне. — Ришелье задумался. — Кстати, Рошфор, — заметил он немного погодя. — Этот врач из Люксембурга, о котором столько говорят. Отчего он не живет во дворце? Около своей госпожи. Мы бы тогда располагали о нем всеми необходимыми сведениями.

— Совершенно верно, ваше высокопреосвященство, — подтвердил Рошфор. — У нас достаточно верных людей в Люксембургском дворце.

— Да-да! — улыбнулся кардинал. — Особенно полезны горничные, фрейлины, лакеи, повара… К ним относятся как к мебели, к части интерьера… Забывая при этом, что они такие же люди, как и их хозяева, и имеют глаза и уши.

Он бережно снял со стола пушистую кошку, которая забралась на бумаги министра. Кардинал удобно устроил зверька у себя на коленях и почесал ему за ушком. Кошка замурлыкала от удовольствия и зажмурила свои зеленые глаза.

Кардинал, видимо, радовался не меньше кошки, а Рошфор, наблюдая подобные сцены неоднократно, всякий раз думал, что и великие мира сего имеют забавные причуды и слабости. Кроме того, конюший его высокопреосвященства отмечал снова и снова, что его патрон любит кошек куда больше, чем людей.

— Странно, не правда ли? — продолжал кардинал, следуя своим мыслям. — Я в последнее время только и думаю об атом лекаре, который пользует не одну Марию Медичи, а кажется, половину Парижа, но он совершенно неуловим.

А я между тем нуждаюсь в толковом враче. Вы точно знаете, что он поселился за пределами Люксембургского дворца, Рошфор?

— Совершенно точно, ваше высокопреосвященство.

— Прикажите проследить за ним, когда он выйдет от королевы-матери и отправится к себе домой. Неплохо было бы узнать о нем побольше, прежде чем я возьму его к себе на службу.

— Ваше высокопреосвященство собирается взять этого врача к себе на службу?

— Поменьше вопросов, Рошфор, побольше дела. Пусть ваши люди проследят за медиком. Надо узнать, где он живет. Да выберите кого потолковее, а не тех болванов, которых вы пустили по следу д'Эрбле. Слышите?

— Так точно. Будет исполнено, ваше высокопреосвященство.

— Что же касается самого д'Эрбле, то его надо побыстрее разыскать и арестовать. Он мне нужен живым и здоровым. У меня к нему накопилось много вопросов.

— Все будет исполнено, ваше высокопреосвященство.

— В таком случае можете идти, не хочу более вас задерживать, у вас достанет работы, — язвительно заключил кардинал. — Погодите! Коробочку оставьте мне, я хочу кое в чем удостовериться.

Когда Рошфор ушел, Ришелье повертел в руках коробочку с зеленоватой мазью и вызвал секретаря, который обязан был неотлучно дежурить в соседнем помещении. Иногда у министра возникала надобность в секретарях и писцах даже посреди ночи. Бессонница — спутница великих людей — часто заглядывала в кардинальскую опочивальню.

Секретарь вошел беззвучно и замер, ожидая распоряжений.

— Шарпантье, — обратился к нему кардинал. — Принесите мне, пожалуйста, то письмо, что получено мной от шведского короля на прошлой неделе.

Секретарь вернулся быстро. В руках он держал нужное письмо.

«Приятный молодой человек, — подумал кардинал. — Не то что этот копуша Дефранш».

— Поищите в письме место, где Густав-Адольф пишет мне о покушении.

— О покушении, ваше высокопреосвященство?

— Да. На свою особу. Что-то о подосланном иезуитами лейб-медике…

Секретарь пошелестел бумагами.

— Нашел, ваше высокопреосвященство. Вот это место.

— Дайте сюда. — Кардинал принял из рук секретаря Шарпантье письмо шведского монарха-воителя, которому в последнее время часто писал, обещая оказать и материальную поддержку в его войне с Габсбургами, помимо моральной.

Его высокопреосвященство углубился в чтение.

— Любопытно, — бормотал он, пробегая глазами строки письма. — Очень похоже… лейб-медик… снадобье… боли в суставах… Проклятие!

Интуиция, верная помощница кардинала, подсказывала ему, что между коробочкой из дома на улице Медников, таинственным врачом Марии Медичи и покушением на шведского короля несомненно должна быть какая-то связь. Ришелье был человеком государственного ума, политиком и знал, что случайные совпадения в жизни вещь крайне редкая. Кроме того, он хорошо знал отцов-иезуитов.

Его высокопреосвященство криво усмехнулся:

— Разумеется, кому как не личному врачу легче всего спровадить на тот свет! Но со мной отцы-иезуиты промахнутся. Надо будет написать в Рим кое-что об их шалостях, благо мне известно о многих! Папа Урбан Восьмой чересчур опекает их.

Окончив чтение, кардинал понял, что извлек из послания Густава-Адольфа все, что хотел. Решив проследить за медиком из Люксембургского дворца и пролить свет на события, относящиеся к дому на улице Медников, он перешел к другим неотложным делам.

Кардинал посвятил несколько часов обсуждению предстоящего похода против герцога Орлеанского с маршалом де Ла Форсом. Убедившись, что королевские войска готовы к выступлению, боевой дух их высок, а самому маршалу не терпится стяжать себе лавры на поле брани, его высокопреосвященство повеселел. Чтобы окончательно прийти в хорошее расположение духа, он отправился к королю, нашел его в меланхолии и постарался довести последнего до полного упадка духа.