Николай Харин - Д'Артаньян в Бастилии

— Ого! Это пострашнее… Впрочем, не уверен. И это все?

— Разумеется. А вы что подумали?

— Вот видите, Портос. Пистоли мои, — серьезным тоном произнес Атос.

— Подождите, любезный друг. Давайте дадим Арамису закончить свой рассказ.

— Наконец-то… — И Арамис коротко поведал друзьям о том, как он доставил Анну Перье в Пор-Руаяль, где, благодаря поручительству преподобного Мерсенна, ей был оказан теплый прием. Затем Арамис перешел к описанию обратного пути, рассказал о том, как, проезжая неподалеку от дома маркизы де Рамбулье, заметил из окна кареты зарево пожара и приказал кучеру повернуть на улицу Святого Фомы, опасаясь, что у маркизы случилось несчастье; как увидел Атоса и Портоса, преследуемых целой толпой стражников и гвардейцев, то есть все то, что и так известно читателю.

— А теперь, если вы не против, давайте отпустим кучера, а сами выйдем из кареты и дойдем до нашего убежища пешком; я хочу, чтобы никто не знал, где оно находится, — сказал Арамис в заключение.

— Да здравствует предусмотрительность! — воскликнул Портос.

Вместе с Гримо они проводили взглядом удаляющуюся карету, которая, быть может, спасла сегодня жизнь им всем.

— Ведите нас, дорогой аббат, — предложили Атос с Портосом. — Но все же разрешите эту загадку: каким образом вы подчинили себе кучера господина де Кавуа?!

— Не господина, а госпожи…

Атос и Портос понимающе переглянулись.

— Так значит… — громогласно начал Портос, готовясь отпустить одну из своих неуклюжих шуток, но Арамис прервал его самым решительным тоном:

— Давайте больше не будем обсуждать эту тему.

— В самом деле, — поддержал его Атос. — Тем более что если у нас и есть некоторые основания для радости по случаю нашего избавления от гибели, то им сопутствует и повод для скорби — мы не уберегли беднягу Планше.

— Планше погиб?! — воскликнул Арамис.

— Увы, ничего не сделав для хозяина, мы допустили вдобавок гибель слуги, — мрачно сказал Атос. — И виноват в этом я.

— Полно, Атос! Что вы такое говорите?! Кто мог знать, что обстоятельства сложатся именно так и не иначе! — вскричал Портос. — С тем же успехом пуля могла уложить любого из нас. Вспомните, сколько солдат навалилось на Гримо!

— И все же, — повторил Атос. — На сердце у меня тяжесть, Планше долго будет являться мне во сне.

— Упокой Господи его душу, — глухо проговорил Арамис. — Он верой и правдой служил нашему другу д'Артаньяну. Я закажу молебен и сам помолюсь о нем…

— Аминь, — заключил Портос.

Тем временем они подошли к незаметной калитке в монастырской ограде и были без долгих отлагательств впущены привратником, узнавшим голос Арамиса. Последний провел их к знакомой келье.

— Позвольте мне представить вам графа де Ла Фер и господина дю Баллона — моих лучших друзей, — сказал Арамис, представляя гостей отцу Мерсенну. — Их привело в Париж то же дело, что и меня.

— Рад познакомиться, господа, — отвечал ученый патер, устремив проницательный взгляд на друзей. Его живые, умные глаза остановились на чуть усталом, но благородном и открытом, как обычно, лице Атоса; затем он перевел взор на Портоса. Встретившись глазами с Атосом, Мерсенн слегка наклонил голову, приветствуя графа как равного; изучив Портоса, слегка улыбнулся — не насмешливо, но добродушно.

— Дружба — святое чувство, рисковать собой ради друга — благородный поступок, — снова кивнул отец Мерсенн, видимо, вполне удовлетворенный впечатлениями. — Полагаю, мне снова следует переговорить с отцом настоятелем? Я представлю вас как дворян, прибывших издалека специально для того, чтобы принять участие в научном кружке, который мы собираем время от времени в этих скромных стенах…

Преподобный Мерсенн не стал тратить время на выслушивание благодарностей и, прекрасно понимая, что прибывшие с Арамисом дворяне в запыленных ботфортах и одежде, свидетельствовавшей о том, что ее хозяева были участниками смертельной схватки, сразу же отправился к настоятелю монастыря, и очень скоро Атос и Портос получили в свое распоряжение келью, где им предстояло провести наступившую ночь, а возможно, и многие последующие.

— По крайней мере, в одном мне не придется покривить душой, когда госпожа дю Валлон станет расспрашивать меня о поездке «в Ватикан». Если она спросит меня, пришлось ли мне побывать в монастыре, я скажу ей в ответ, что не только бывал, но даже ночевал там…

-..и это примерно то же самое, что спать на столе или в гробу, по примеру тех старцев с седыми бородами, о которых сказано в Писании, — заявил Портос утром следующего дня.

— От вас ли я это слышу, Портос. — заметил непритязательный Атос, равно невозмутимый как в спартанской обстановке, так и в роскоши. — Нам ли, привыкшим к походам и бивуакам, жаловаться на неудобства, друг мой!

— Я и не жалуюсь, — проворчал Портос, поднимаясь со своего жесткого ложа. — Но на бивуаке, по крайней мере, некуда падать, так как ты спишь уже на земле.

Умывшись студеной колодезной водой, друзья отправились на поиски Арамиса. Колокольный перезвон, разносившийся по всем закоулкам монастыря, возвестил о том, что братия встала на утреннюю молитву.

— Пока наш друг занят, я хочу вернуть вам долг, — сказал Атос.

Он порылся в кармане и вынул горсть монет. Пересчитав их, граф убедился в том, что у него лишь девятнадцать пистолей. Он вручил монеты Портосу со словами:

— Это все, чем я располагаю в настоящий момент. Дюжина бутылок за мной, вино осталось на улице Феру. Можно послать за ним Гримо, который ночует в каморке сторожа, но, учитывая то, где мы находимся, мне это представляется несвоевременным.

Всю вышеприведенную фразу Атос произнес с присущим ему невозмутимым видом, не обращая внимания на изумление товарища.

— Но я вовсе не собирался… — начал было Портос, уразумев ситуацию.

— Возьмите эти пистоли, Портос, — мягко, но решительно проговорил Атос.

— Помилосердствуйте, любезный Атос! Ведь это все ваши деньги! вскричал великан. — И неужели вы думаете, что я…

— Не будем пререкаться. Мы заключили пари, и вы выиграли его. Уж не вообразили ли вы, что я могу забыть о своем долге? Относительно же моего существования, — похоже, у отцов-миноритов найдется кувшин воды и кусок хлеба, впридачу к каким-нибудь овощам, чтобы мы могли поддерживать свои бренные тела, а за постой с нас как будто плату требовать не собираются.

Тон графа де Ла Фер свидетельствовал о его непреклонной решимости. Портос, зная характер своего друга, понял, что сопротивление бесполезно, и пистоли перекочевали к нему. Лишь после этого к Атосу вернулось хорошее расположение духа.

— Эти звуки настраивают меня на возвышенный лад, — заметил он. Давайте поднимемся на колокольню.