Николай Харин - Д'Артаньян в Бастилии

— Посетил обитель сестер Святого Причастия.

— Любопытно. Значит, за ним проследили? И это был он? Перье?

— Все это время с него не спускали глаз. Это был медик из Люксембургского дворца.

— Тогда одно из двух, — медленно проговорил кардинал. — Либо этот Перье сумел повторить то, что, как говорят, удалось только Парацельсу, и создал гомункулуса… Либо он прячет в доме на улице Шап своего двойника. Я склонен верить в последнее. Жозеф, приведите его ко мне!

— Врача?

— Нет, того второго. Но так, чтобы настоящий об этом не знал.

— Невозможно, ваше высокопреосвященство.

— Вот как! Это еще почему?

— Перье приставил к своему двойнику сторожа. И тот не отпускает его от себя ни на шаг, кажется, он даже отгоняет его от окон.

— Другими словами, медик прячет его от посторонних глаз и насильно держит под замком?

— Совершенно верно, ваше высокопреосвященство.

Кардинал задумался на мгновение.

— Так вы говорите, он что-то украл из дворца, — этот загадочный врач по имени Перье?

— Несомненно, ваше высокопреосвященство.

— Значит, он теперь не в ладах с королевой-матерью.

Или, во всяком случае, станет ее опасаться… И скорее всего лишится места при ее дворе, если уже не лишился. При условии, что пропавшей вещи хватятся, конечно. Что же это за шкатулка? Видно, она стоила того!

Ришелье встал и прошелся перед камином.

— Или это что-то очень ценное… такое, что ради него не страшно и потерять доходное и почетное место, или хитрец почуял в воздухе Люксембурга запах паленого, и предвидя неминуемое — я надеюсь, я хочу этого — неминуемое и скорое падение этой итальянки, готов переметнуться в лагерь будущих победителей… Во всяком случае, покинуть лагерь побежденных не с пустыми руками, — рассуждал кардинал. Настороженный и изощренный ум Ришелье тут же подсказал еще одну возможность:

-..Или все это не больше, чем комедия, предназначенная… для меня. И только для меня! В этом случае мы очень скоро увидим месье Перье Тут, в моем кабинете, отец Жозеф. Он придет проситься ко мне… на службу.

Кардинал в некотором возбуждении снова прошелся по кабинету, бормоча себе под нос: «Густав-Адольф шведский… иезуиты… снадобье в коробочке… снадобье от болей в суставах… конечно, снадобье! И именно от болей в суставах. И конечно, врач! Не кто иной, как врач! Если он явится и я удовлетворю его просьбу — в моем штате появится ученый человек. О, весьма сведущий в медицине, знающий человек! Которого мне следует поберечься! Гороскоп не лжет! Господин Морен не ошибся и в этот раз!»

— Все надо проверить, — проговорил он.

Отец Жозеф почтительно склонил голову немного набок, давая тем самым понять, что он ожидает распоряжений.

— Во-первых, — сказал кардинал уже обычным спокойным тоном, — следует узнать, что понадобилось этому Перье от сестер-монахинь.

— Уже установлено, ваше высокопреосвященство.

— Отлично. Так что же?

— Обитель недавно пополнилась новой пансионеркой — дочерью Перье по имени Анна.

— Иногда вы меня пугаете, Жозеф, — вырвалось у кардинала. Его высокопреосвященство крайне редко высказывал вслух свои мысли в столь откровенном виде.

Поэтому капуцин еле удержался от самодовольной улыбки.

— Я всегда стараюсь быть полезен вашему высокопреосвященству, — ответил он.

— И вы знаете, как я ценю ваши труды, отец Жозеф.

Во-вторых, я хочу видеть этого человека, которого Перье едва ли не насильно удерживает взаперти. Как это сделать?

— Стоит вам приказать — и он будет доставлен через час.

— Но его сторож?

Капуцин красноречиво пожал плечами.

— Нет же! — поморщился Ришелье. — Я же сказал вам — так, чтобы тот, другой, ничего не узнал.

— Горбун стережет его как цепной пес…

— Так этот сторож еще и горбат? Похоже, мрачная личность, не так ли, Жозеф?

— И немая вдобавок.

— Но как это стало известно?

— Отгоняя своего подопечного от окна, горбатый страж использует лишь язык жестов.

Кардинал снова задумался, но опять лишь на мгновение.

— А тот второй? Он применяет мимику?

— Нет, люди графа этого не видели.

— Значит, он — не глухой, этот горбатый цербер, — удовлетворенно усмехнулся кардинал. — А его подопечный — не немой, что значительно важнее. А следовательно, его можно заставить заговорить, если он не пожелает сделать это сам.

— А что, этот горбун никогда не отлучается из дому?

— За двое суток, то есть с тех пор как дом взят под наблюдение, он отлучился только раз, ненадолго.

— Ну вот видите, Жозеф. Должен же он когда-то выходить, например на рынок за продуктами.

Капуцин пожал плечами:

— Может быть, Перье сам доставляет в дом все необходимое.

— Об этом я не подумал, — проворчал кардинал. — Хозяин снабжает провиантом своего слугу. Знаете, на что это похоже, отец Жозеф?

— На то, что это не слуга, а сообщник, — глухо откликнулся «серый кардинал».

Ришелье снова вздрогнул, так как на миг ему почудилось, что капуцин читает его мысли. В следующее мгновение он взял себя в руки. «Ерунда, подумал кардинал. — Чужие мысли узнать невозможно. Просто вывод слишком очевиден».

«В конце концов можно сделать так, чтобы этого Перье завтра же не стало, — успокоил он себя. — Однако у меня почти ничего нет против него. Быть может, все это досужие бредни, страхи, подозрения… Мало ли кто на кого похож.

Надо найти зацепку».

— В конце концов, я — лицо духовное, — проговорил кардинал. — Вы тоже. Почему бы нам не совершить прогулку в обитель Святого Причастия.

Когда карета подкатила к монастырю Пор-Руаяль и его обитатели поняли, что она принадлежит грозному кардиналу, первым делом поставили в известность мать-настоятельницу. Ришелье не заметил той суеты и подобострастия, которыми обычно сопровождался его приезд куда бы то ни было. Ему был оказан почтительный прием, как это и подобало его сану и влиянию. Настоятельница мать Анжелика — вышла ему навстречу. Они обменялись приветствиями, и аббатиса пригласила его высокопреосвященство оказать честь находящейся в ее ведении обители. Вслед за этим кардинал и сопровождавший его отец Жозеф были проведены в наиболее подходящее для приема таких высоких особ помещение.

Кардинал, как человек, обремененный государственными заботами, а следовательно, занятой, не стал терять времени на преамбулы. Его высокопреосвященство чувствовал себя хозяином в любом уголке Франции и не упускал случая напомнить об этом окружающим. Однако аббатиса выказала несговорчивость и, прежде чем призвать Анну Перье, осведомилась о причине такого внимания первого министра к простой девушке.

— Надеюсь, что наша новая пансионерка ничем не вызвала неудовольствия вашего высокопреосвященства, — твердо заявила мать Анжелика. — И у вас нет причин гневаться на нее.