Луи Бриньон - Д'Арманьяки

– Дофин, дофин, – повторял герцог Бургундский, вышагивая по залу, – если ему удастся уйти, все наши планы пойдут насмарку. Больше того, мы окажемся перед лицом сильного и умного врага. Дофин – это не его безвольный, полусумасшедший отец, который не видит ничего, кроме кончика своего носа, и то, когда не страдает приступами безумиями. Дофин унаследовал черты своего деда – Карла V. Он обладает решительностью и смелостью, которые могут принести нам немало бед. Он без труда соберёт десять-пятнадцать тысяч воинов. С такими силами он станет серьезной угрозой. Мы не должны позволить этому случиться.

Герцог перестал разговаривать сам с собой и остановился. За дверьми раздался шум шагов, а вскоре появился маркиз д'Антраг.

– Дофин пойман? – нетерпеливо закричал герцог Бургундский.

– Нет! Наш отряд почти полностью разбит! – коротко сообщил маркиз д'Антраг.

– Кем? – закричал герцог Бургундский.

– Арманьяками, – последовал ответ, – они заманили наших людей в ловушку и перебили их. Дофин, по всей видимости, находится с ними.

Герцог Бургундский, невзирая на присутствие королевы, разразился потоком площадной брани. Несколько минут он кричал и ругал всех подряд начиная от арманьяков, заканчивая своими людьми, которых называл не иначе как трусами. Едва злость прошла, как герцог немедленно обратился к Гилберту де Лануа.

– Отправь гонцов во все провинции. Пусть немедля собирают всех людей, которые только есть. Больше не остаётся сомнений в том, что арманьяки действуют заодно с дофином. Отправь письмо королю Англии, – продолжал резким голосом герцог Бургундский, – попроси у него помощи от моего имени. Напиши, что в ближайшем времени против меня могут выступить арманьяки и дофин, а это по самым минимальным подсчётам около двадцати тысяч воинов. Если он не поможет, я оставлю Париж и закроюсь с войском в Дижоне, так и напиши. Пусть потом сам разбирается с ними без моей помощи, – герцог на время замолк, видимо, что-то обдумывая.

– Это всё монсеньор, – решился нарушить молчание Гилберт де Лануа.

– Нет! Отправь ещё одно письмо в Клюни, – настоятельнице. Напиши ей, что я повелеваю ни под каким предлогом не выпускать мою дочь из монастыря. Для меня эта блудница умерла, так и передай.

Гилберт де Лануа поклонился, и только карлица заметила, каким зловещим стал его взгляд.

Последующие несколько часов герцог Бургундский провёл в бурных приготовлениях. Опасаясь нападения на Париж, он приказал трёхтысячному бургундскому гарнизону нести усиленное круглосуточное дежурство. Все стражники у ворот были увеличены вдвое. Никому не позволялось без специального разрешения въезжать в Париж. К концу дня Париж напоминал осадный город. Распоряжения герцога Бургундского и без того обозлили горожан. Они стали открыто выражать своё недовольство герцогу Бургундскому. Положение в Париже осложнилось и грозило вылиться в открытое противостояние. Не обращая внимания на недовольство горожан и преследуя лишь собственные интересы, герцог Бургундский издал к концу дня закон, который запрещал горожанам появляться на улицах после полуночи. Любой, кто нарушит этот приказ, считался преступником. В этот день герцог Бургундский восстановил против себя весь Париж, как до этого, заключив союз с Англией, восстановил против себя всю Францию.

В то время как герцог Бургундский, напрягая все силы, готовился к войне, жизнь в Осере текла в обычном русле. Филипп ясно осознавал, что назревало прямое столкновение, но решил не торопить события и посмотреть, что предпримет герцог Бургундский, а уж затем действовать. Он не мог рисковать. Удар мог быть направлен только тогда, когда он был бы уверен в его успехе. По этой причине в Осере царило спокойствие и безмятежность. Он разместил гостей на втором этаже замка, где находились и его покои. Лишь убедившись, что у его гостей есть всё необходимое, Филипп, равно как и все его гости, уставшие после пережитого, отправился спать. Замок погрузился в тишину. Лишь один человек бодрствовал кроме стражи. Это был Коринет. Прислонившись спиной к стене возле двери в опочивальню Филиппа, Коринет положил на свои колени топор и закрыл глаз. В таком положении и застал его герцог Барский, который проснулся раньше всех и теперь направлялся к покоям, которые отвели его матери. Герцог Барский только и мог, что покачать головой, увидев Коринета под дверью покоев Филиппа. Преданность этого человека поражала его. Злость, которую он некогда испытывал по отношению к Коринету давно испарилась без следа. Посчитав его спящим, герцог Барский миновал покои Филиппа и, двигаясь по коридору, устланному коврами, остановился возле следующей двери. Он поднял руку, чтобы постучать в дверь, когда услышал голос Коринета.

– Это покои дофина!

Герцог Барский посмотрел на Коринета и понял, что этот человек вовсе не спал, и лишний раз подивился его поведению.

– А где покои моей матушки?

– Следующая дверь справа!

Герцог Барский кивнул. Он постучал в указанную дверь, почти сразу же услышав в ответ:

– Войдите!

Он открыл дверь и сразу увидел свою мать, которая стояла возле открытого окна и с наслаждением вдыхала свежий утренний воздух. Она даже не обернулась при появлении сына. Герцог подошёл к матери и встал рядом с ней. Он проследил за взглядом матери и увидел, как, несмотря на ранний час, слуги усердно сновали по двору. В стороне, на площадке, около двух десятков обнажённых по пояс мужчин сошлись в поединках, упражняя своё мастерство владения щпагой. Он увидел, как один из конюхов вывел из конюшни рассёдланного коня Филиппа и оставил его возле колодца, что стоял совсем рядом с конюшней. Жизнь в замке текла своим ходом. Герцог Барский посмотрел на свою мать.

– Да, мой сын, именно так всё и обстоит, – не глядя на него, произнесла Иоланта, – здесь повсюду чувствуется твёрдая рука. Люди беспрекословно подчиняются своему господину. А что важнее всего – они его любят.

Иоланта обернулась к сыну и собиралась продолжить, как в комнату без стука буквально влетела Мария Анжуйская, а вслед за ней и Мирианда, которая, по всей видимости, гналась за ней. Иоланта укоризненно покачала головой.

– Пора вам повзрослеть и перестать вести себя так, словно вы ещё дети!

Ответом ей был смех Марии и возмущённый вид Мирианды, который ещё более подогревал веселье её кузины. Предоставив им самим разбираться в своих отношениях, Иоланта снова повернулась и выглянула из окна, как делала это последние два часа. Герцог Барский, улыбаясь, следил за шутливой перепалкой своей сестры и кузины. Однако вскоре ему это надоело, и он пригрозил отправить обеих обратно в Испанию. Угроза возымела мгновенное действие. Обе девушки замолчали, хотя продолжали переглядываться, продолжая перепалку – взглядами.