Юрий Никитин - Князь Рус

Тело свое не чувствовал, оно стало деревянным, и он так же деревянно двинулся к схватке, видел сквозь залитые кровью глаза то небо, то землю, но чужие спины приближались, и в какой-то миг его меч заученно пошел вниз, быстро и смертоносно, на миг с чмоканьем завяз в еще живом теле. Сова заставил себя превозмочь слабость и выдернул меч, нанес другой удар, отразил, ударил снова, руки будто сами бросали тяжелое лезвие, он шагал, рубил, смутно чувствовал, как в плечо с силой вонзилось копье, но заметил лишь потому, что мешало взмахам меча, потом в раненый бок вонзилось еще одно раскаленное, как в горне, он чувствовал, когда острое железо пробило горячее сердце, как внутри лопнуло, а кровь брызнула освобожденно, но и тогда успел сразить еще одного, ранил другого, а когда колени подломились и красная земля метнулась навстречу, счастливая улыбка раздвинула мертвые губы. Как хорошо отдать долг…

Руса шатало, в голове стоял гул, а правая рука онемела по плечо. Стоял шум водопада, тяжелые камни скрежетали по гранитному ложу, и не сразу понял, что это его хриплое дыхание, а багровый закат – кровь, стекающая со лба на глаза.

Оглянувшись, он увидел, как совсем близко Моряна ухватила ближайшего стража, ударила о столб. Хряснуло, столб вздрогнул, страж пополз, как мокрая тряпка, вниз, а ее пальцы молниеносно выхватили нож из-за его пояса. Второй страж пытался запоздало забежать с другой стороны, но богатырка зарычала по-звериному, страж помедлил, и ей хватило мгновения, чтобы двумя мощными ударами перехватить веревки и на другой руке.

– Не сметь… – прошептал Рус в отчаянии. – Я… сам…

Из красного тумана вырисовались три человеческие фигуры. Сердце Руса вспыхнуло жизнью, но услышал речь, и колени подогнулись. Иудеи! И хотя из-за крови, текущей со лба, не видел всего поля, он чувствовал, что уже остался один.

Взмахом ладони смахнул кровь и пот. Глаза еще щипало, но видел, как все поле, как красными маками, усеяно трупами. Кровь вытекала из страшных ран и накапливалась в ямках, собиралась в темно-красные лужи. Ни один не двигался, а это значило только одно: живых не осталось. Даже иудеи дрались так, что падали не ранеными, а уже мертвыми.

С трех концов поля к нему медленно брели, переступая через трупы, пятеро. В их руках были мечи, и лишь по этому Рус понял, что идут враги. Ближе всех был залитый кровью очень высокий воин в клочьях медвежьей шкуры на поясе. Двигался он устало, но Рус понял, что если и ранен, то легко, а забрызган кровью сраженных им русов. В сердце вспыхнула лютая злоба. Это тот, который мог бы не сражаться!

Чужак подошел, ноги его по щиколотку погружались в красную грязь. Широкое лицо в старых шрамах было измученным. Русу даже улыбнулся: без злобы, но как воин воину, которого сейчас убьет. Голос, и без того хриплый, звериный, прозвучал так дико, что в нем почти не осталось ничего человеческого:

– Ты дрался хорошо… Твои предки горды тобой.

– Ты ж не иудей! – вырвалось у Руса.

– Сейчас… иудей, – возразил Роговой Медведко. – Мужчины… в беде… надо…

Рус сделал вид, что собирается ударить топором, щит выставил для защиты ног, однако лишь швырнул ему щит в лицо, а сам прыгнул в сторону, побежал. Справа подходили двое, слева только один, еще один тяжело ковылял в их сторону из глубины поля. Рус прояснившимся сознанием видел всех разом и бросился направо.

Моряна, отбиваясь от набежавших мужиков, сумела нагнуться, Рус на бегу видел даже искорку на лезвии ножа, когда она перерубила веревку на ногах. Двое повисли на ее плечах, она отшвырнула мощным рывком, сделала шаг, но занемевшие ноги дрогнули в коленях. Мужики навалились снова, она с диким рычанием бросила их наземь… и сама рухнула вниз лицом с криком удивления, ярости и боли.

Те двое впереди Руса замедленно подняли оружие, и он понял, что не ошибся: эти измождены больше всех. Они опасны лишь, когда собрались бы все пятеро…

Нагнетая кровь в руки, он двигался нарочито быстро и неожиданно, сам не успевая угадать своих ударов. Раздался звон железа, первый рухнул сразу, второй успел закрыться щитом, и топор Руса пробил его в самой середке с такой силой, что разрубил и голову до нижней челюсти.

– Слава! – вскрикнул он хрипло.

Топор выдернул с трудом, побежал, на ходу освободился от обломков щита, ускорил бег, прыгая через трупы, не давая себе оскальзываться. Иудей, что шел навстречу, остановился, выставил меч, грудь загородил щитом. Рус замахнулся топором, неожиданно обогнул, ибо там едва брел еще один, он только успел поднять голову, как топор Руса обрушился ему навстречу, лезвие сладострастно врубилось в живую плоть, чавкнуло, хрустнули перерубленные кости, и рука вместе с плечом упала на землю.

– Слава! – прошептал он.

Успел повернуться, увернулся от удара меча, парировал рукоятью. Мелькнуло бледное от усилий лицо, он ударил кулаком прямо между глаз. Сухо хрустнуло, но для надежности он опустил кончик топора на горло упавшего, полоснул. Горячая струя из главной жилы брызнула тугой струей.

Яростный крик заставил подняться топор. К нему бежали двое: Роговой Медведко и иудей, а далеко за их спинами маячили еще двое. Медведко ругался в бессилии: выросший на просторе Рус оказался куда быстрее на ноги. Не разгадал этого руса, и убиты четверо.

Рус видел, что Медведко стережет глазами каждое его движение, стараясь загородить дорогу. Громкими криками торопил остальных, те спешили изо всех сил. Первый уже добежал, совсем без сил, остановился возле Медведка. Его шатало, пот стекал градом, но кровь на нем была только на ногах.

Они видели, как Рус молниеносно нагнулся. В его руке очутился втоптанный в кровавую грязь короткий дротик.

– Получи, Медведко! – крикнул Рус громко и яростно.

Медведко качнулся в сторону, но ошибку понял слишком поздно. Дротик пролетел пять шагов и с силой ударил в грудь иудея. Тот явно тоже не ожидал, что скиф крикнет сильному, а швырнет дротик в слабого, иначе успел бы уклониться.

Медведко заскрипел зубами. Рус вскинул топор, но Медведко отпрыгнул, как большой медведь, в глазах были злость и унижение.

– Ну что же ты? – крикнул Рус. – Трусишь?

– Знаешь… не трус… – проревел Медведко, он брызгал слюной, но глаза оставались трезвыми, и Рус с холодком понял, что выросший в борьбе с медведями лесной человек приучен не терять голову, не яриться, – но… ты… я человек… больше не дамся!

Ему под ноги сзади попался труп, Рус сделал вид, что бьет топором, однако Медведко звериным чутьем или пяткой ощутил, что сейчас упадет, переступил, а тем временем сзади ­подбежали, волоча ноги, два иудея. Оба сухие, чем-то одинаковые, как братья. Одного Рус даже знал, его звали Иона, охотник и сторож посевов, а теперь еще и военачальник, заменивший погибшего Иисуса, своего старшего брата. А второй… второго он видел, когда тот приносил цветы его сестре Заринке. Цветы и какие-то иудейские украшения на золотой цепочке.