Юрий Никитин - Князь Рус

– Боги, – взмолился он отчаянно. – Не дайте им погибнуть! О Лех! Почему не я поехал по левой просеке! Это было уготовано мне… Что бы ты ни встретил, это ждало меня, только меня…

Руки в бессилии упали. Он чувствовал, как в усталое тело вливается новая мертвящая тяжесть, словно весь пропитался свинцом из преисподней. Даже дышать стало трудно, а горло сжала незримая рука врага.

– Я никуда отсюда не уйду! – закричал он яростно. – Слышите, боги? Я не уйду! Вдруг им еще понадобится моя помощь? А Чех завтра все равно будет здесь. С дозором, с дружиной!

Он слез с седла, ослабил подпруги и пустил коня по траве – отдохнет и малость подкормится. Бесцельно щупал палицу, кусал губы, и вдруг настороженные уши уловили едва слышный перестук копыт.

В мгновение ока оказался в седле, подпруги уже затянуты, палица в руке, копыта уже не стучат, а гремят, и он боялся поверить, потому что узнал знакомый топот, а немного погодя из-за темного клина деревьев вынырнул всадник на красном, как закат, как пролитая кровь, коне.

– Лех!!!

Он заорал, кинулся, обнял с такой страстью, что сперва едва не сшиб, а потом едва не задавил. Лех, слегка побледневший, вяло отбивался:

– Ну чего ты так? Как ребенок, право.

– Лех, ты цел…

– Цел, – буркнул Лех, он кое-как отпихнулся от Руса. – А что могло случиться? Земли-то пустые! С той поры как Род сотворил эти земли, нога человека не ступала.

– Ну, – сказал Рус счастливо, – могли неведомые звери… Няня рассказывала о грифонах, что как раз в этих землях живут и плодятся! За тридевять земель – это же здесь? Еще муравьи тут ростом каждый с теленка, что золото из-под земли выносят. Самородки с кулак, право!.. А то и чужие боги могли осерчать.

Лех похлопал брата по плечу:

– Разве что приняли бы меня за тебя. Я у них ничего не крал. А где Сова?

Рус оглянулся:

– Теперь верю, что и Сова отыщется. Но почему так долго, что стряслось?

– Понимаешь, – сказал Лех со смешком, – я мчался, мчался, мчался… А трава тянется везде одинаковая, сосняк сменяется ельником, березняком, затем снова лиственницы, дубы, да все такие ровные, что глазу зацепиться не за что. Уже и солнце перевалило за середину, а мне как-то вернуться нелепо… Надо, понимаю, а не могу.

– Ну и?.. – спросил Рус со стесненным сердцем.

– А потом, поверишь, просека начала медленно расширяться. Я доехал до холма, посмотрел с вершинки… Поверишь ли, дальше вообще долина без всякого леса! А лес отступил, от одной стены до другой не меньше пяти выстрелов из хорошего лука. А как съездил ты?

– Лех, – ответил Рус упавшим голосом, – не нравится мне такое внезапное счастье.

Вдвоем возвращались к стану, когда на небе высыпали звезды, а костры уже разгоняли поздние сумерки. Вартовые выехали навстречу, собранные и настороженные. Передний сразу крикнул предостерегающе:

– Лех, Рус!.. А кто это скачет там, вдали?

Они остановили коней. В тишине слышался стук копыт. В лунном свете поблескивали искры на блестящем металле. Всадник гнал коня ровным, неторопливым галопом. Когда лунный свет упал на лицо, Рус узнал Сову:

– Ура!.. Отыскался!

Сова выглядел усталым, но голос звучал весело:

– Вы даже не представляете, что я отыскал!

Навстречу с оружием в руках вышли мужчины. Суровые, темные в ночи, они окружили всех троих, молчали. Тут же раздался мощный возглас, и к братьям протолкался Чех. От него пахло потом и почему-то кровью. Он сразу вскрикнул встревоженно:

– Людские следы?

Сове подали бурдюк с холодной водой. Он напился, проливая струйки на грудь. Чех свирепо прожигал его взором, вожак каторжников слишком уж выказывает непочтение; наконец Сова отлепился от бурдюка, шумно перевел дух, вытер рот рукавом:

– Откуда люди в забытой богами земле?

Люди окружили, посыпались вопросы:

– Песиголовцы?

– Великаны?

– Лешаки?

– А Змеи есть? Змеев видели?

Сова отмахнулся:

– Сами вы… Удивительнее. И желаннее. Бескрайняя… нет, края есть, зато бесконечная равнина с сочной травой и ручьями, какими ручьями… А в тех ручьях воды не видно, столько рыбы.

Чех шумно перевел дух. Повернулся к братьям, ­нахму­рился:

– А что стряслось у вас? Какие беды?

Рус развел руками, а Лех ответил сильным звонким голосом:

– Какие беды, ежели с нами мечи?

– У Руса палица, – напомнил Чех сварливо.

– Зато какая! Брат, наши рассказы до тошноты одинаковы. У нас все то же. Боги как сговорились. Все три просеки прорубили что вширь, что в длину… Правда, до конца мы не дошли, но и так едва коней не загнали! Теперь нам только следы упрятать. Ежели погоня, то чтоб не поняли, какую дорогу мы избрали.

Чех зыркнул из-под нависших бровей на одного, другого, сопел в раздумье. Вокруг все ждали затаив дыхание. Наконец Чех громыхнул:

– Отдыхайте. Утро вечера мудренее.

Сквозь тонкие стены шатра Чеха всю ночь желтело мутное пятно светильника. Изредка мелькала гигантская тень, хищно хватала жбан с квасом, снова исчезала. Появлялись другие тени, в одной Рус опознал сутулую фигуру Гойтосира. Тени смыкались огромными головами, превращались в неведомое чудище, что душными ночами является во сне и садится на грудь.

Тонкие руки Ис обняли его за плечи. Она, как щенок, шумно посопела над ухом, ее острые зубы хищно прихватили за мочку, куснули:

– Что гнетет тебя, потомок богов?

Голос был игривым, но Рус слышал в нем любовь и затаенную тревогу.

– Да нет, – ответил он как можно ровнее, – все хорошо. Мы нашли дорогу дальше. И уже не придется продираться сквозь лесные завалы.

– И все?

– Да…

Она прижалась к нему сзади, тонкие пальцы сплелись в замок, сжали. Он слышал, как она задержала дыхание, стараясь сдавить как можно сильнее.

– Ой, – сказал он, – пощади… Ты сильна, как бык.

– Ах, ты назвал меня быком?

– Ты мой небесный бычок. Я люблю тебя, Ис…

Она сказала внезапно очень серьезным голосом:

– Рус, что тебя пожирает как лесной пожар изнутри? Скажи. Мужчине трудно признаться другому мужчине, вы все соперники друг другу, но не мне…

Его голос упал до шепота:

– Я впервые страшусь утра.

В обозе везли три разобранных шатра: Чеха, Леха и Руса, как тцарских детей великого рода, что корнями уходят к богу богов, самому Роду. В начале Исхода ставили только один, Чеху, где на совет собирались старшие из беглецов, а теперь и Рус разбивал для себя, чтобы мог без подсказок и глубокомысленных советов со стороны без меры развеселившихся дружинников ложиться с черноволосой добычей. Лех про свой шатер забыл, ложился у костра, но разнежился настолько, что клал под голову седло, а ноги укрывал конской попоной.

В эту ночь Рус держал полог открытым, чтобы видно ­было шатер старшего брата. Там за тонкой стенкой появлялись новые тени, исчезали. Фигура Чеха иногда заслоняла светильник, огромная и растопыренная, и Руса охватывал страх. Пальцы сжимали обереги, он шептал непослушными губами заклятие от Чернобога.