Вильгельм Йозеф Блос - История французской революции. От первых дней до Директории [litres]

Тьер говорит, что проект конституции был составлен «в момент демократического безумства»; такого упрека нельзя, как нам кажется, сделать Геро де Сешелю, который отличался ясным, спокойным умом философа.

Эта конституция была выражением абсолютной и чистой демократии. Она устанавливала, что каждый француз, достигший 21 года, становится гражданином государства и пользуется с этого момента всеми политическими правами без всякого имущественного ограничения. Граждане входят в состав первичных собраний, и для этого страна должна быть разделена на округа по 60 000 человек в каждом. Первичные собрания должны созываться каждого 1 мая. Каждое первичное собрание избирает путем прямых выборов депутатов в национальное собрание. Это национальное собрание является высшим учреждением страны, и комитеты его должны заведовать всеми делами республики. Решения национального собрания должны получать силу законов, если в течение известного срока против них не высказалось большинство первичных собраний. Право наложения вето, так сильно способствовавшее падению Людовика XVI, было тут превращено в демократический принцип, так как оно было передано суверенному народу. Исполнительная власть должна была находиться в руках исполнительного совета в состав которого предполагалось включить 24 члена. Этот исполнительный совет должен был избираться первичными собраниями путем косвенных выборов. Первичные собрания должны были составлять список кандидатов, а национальному собранию предоставлялось право вычеркивать из этого списка столько имен, пока наконец в списке не оставалось только 24 имени. Заметим мимоходом, что этот исполнительный совет представлял собой совершенно излишний балласт для конституции.

Во введении к этой конституции упоминалось также о праве на труд. Там говорилось: «Общественное вспомоществование составляет священный долг. Общество обязано поддерживать несчастных граждан или доставлением им работы, или обеспечением средств существования неспособным к труду».

Этот пункт показывает нам, что конституция должна была создать чисто буржуазную демократию, предполагающую наличность классовых различий. Она давала народу полное политическое равенство, но не затрагивала важного вопроса о том, как обеспечить существование гражданина государства; единственным средством обеспечения существования казалось ей, была общественная милостыня, которую теоретики партии Горы (как, например, Робеспьер в своей «Декларации прав человека») считали долгом, богатых по отношению к бедным. Дело в том, что работа, которая должна была быть доставлена нуждающимся, тоже рассматривалась как милостыня. Над вопросом об организации труда никто вообще и не задумывался.

Несмотря на это, народные массы были сильно привязаны к этой конституции. Во время крупных восстаний предместий весной 1795 года рабочие Сент-Антуанского предместья написали мелом на своих шляпах: « Хлеба и конституции 1793 года». Из этого видно, что они прекрасно знали, что одна конституция 1793 года не даст им еще хлеба. Конституция была принята конвентом 24 июня, но тотчас же временно отменена с той мотивировкой, что во время борьбы данного периода нельзя управлять страной при помощи демократической конституции; эта мотивировка была совершенно правильна, так как без диктатуры Горы Франция распалась бы. Мы не видим особого смысла в рассуждениях о том, была ли конституция 1793 года жизнеспособна или нет, так как она никогда не вступала в силу и, следовательно, о ее жизнеспособности нельзя говорить на основании опыта. Но, во всяком случае, мы можем сказать, что мнение, будто эта конституция была нежизнеспособна, ввиду того что она допускала участие в делах правления представителей всех слоев населения, не выдерживает критики, так как этому мнению вполне противоречит тот факт, что конвент, спасший Францию из самого тяжелого положения, в какое вообще когда-либо попадало государство, был тоже составлен из представителей всех слоев народа.

Принятие конвентом этой конституции сразу обусловило переход большого количества департаментов на сторону конвента. Конституция должна была быть представлена на утверждение первичных собраний, и конвент предоставил для этого только трехдневный срок. Но провинции видели теперь, что противники Горы оклеветали эту партию, обвиняя ее постоянно в стремлении к монархии или к диктатуре.

Так конституция усилила власть Горы и увеличила доверие к ней.

После падения Жиронды Марат несколько отстранился от политической деятельности. Он считал республику спасенной после того, как «государственные мужи и интриганы» были изгнаны из конвента и лишены своей политической власти. Он за последние месяцы сильно переутомился, а вследствие прежнего проживания в подвалах и подземельях у него появилась накожная сыпь; это последнее обстоятельство давало повод его врагам к клевете. Он видел, как республика усвоила его идеи и как правительство уничтожало и делало безвредными открытых и тайных врагов страны. В этот именно момент ему пришлось расстаться с жизнью, после того как он завоевал полное доверие парижского народа.

Враги революции ненавидели Марата больше, чем всех остальных революционеров, так как он никого не щадил, разоблачал заговоры, не боялся делать логические выводы из данных предпосылок и обладал поразительной энергией. Жирондисты, являвшиеся представителями зажиточной буржуазии, ненавидели Марата как представителя интересов пролетариата. Они рисовали Марата как грубого, низкого, чудовищного человека, постоянно жаждущего крови. Они постоянно клеветали на него и создали вокруг него целую сеть лжи и извращений. Так как он был одним из главных виновников их поражений, то они приписывали ему самые ужасные и безумные планы, так что получалось впечатление, будто он постоянно занят одной лишь мыслью о том, как бы превратить Францию в море крови. Им казалось, что Марат составляет величайшее несчастье для Франции.

Этими воззрениями прониклась двадцатилетняя дворянка Шарлотта Корде д’Арман в Каене, состоявшая там в сношениях с беглыми жирондистами. Эта пылкая девушка была восторженной поклонницей революции. На основании сочинений древних писателей она создала себе идеальные представления о республиканской добродетели и, подобно госпоже Ролан, поражалась при виде того, как мало общего было у французской республики с этими идеалами. Шарлотта Корде усвоила себе взгляды жирондистов. Она преклонялась перед вожаками этой партии и ненавидела якобинцев за то, что они были врагами жирондистов. Говорят, будто возлюбленным красивой, серьезной и умной Шарлотты был какой-то офицер, казненный за роялистский образ мыслей, и будто его смерть зажгла в ней непримиримую ненависть к якобинцам.