Елена Первушина - Любовь в Серебряном веке. Истории о музах и женах русских поэтов и писателей. Радости и переживания, испытания и трагедии…

Софья закончила учиться в Студии рисования и живописи, организованной ученицей Репина Званцевой в Санкт-Петербурге. Ее преподаватели – Добужинский, Лев Бакст, Петров-Водкин и Сомов. В этой же студии вместе с Софьей занимались Елена Гуро, Александр Ромм, Марк Шагал (он женился на сестре первого мужа Софьи, какое-никакое, а родство). А еще здесь брала уроки… Наталья Васильевна Крандиевская – будущая третья жена Толстого. Они работали за соседними мольбертами. Там Наталья Васильевна и познакомилась с Толстым.

Отец Натальи Васильевны – московский журналист и издатель. Мать – писательница. Они хорошо знакомы с Максимом Горьким. Сама Наталья не только учится живописи, но и пишет стихи, о которых благосклонно отзываются Бунин, Бальмонт и Блок. Она замужем за весьма успешным адвокатом и может позволить себе развивать свои таланты. У нее есть маленький сын. Жизнь устроена – чего же еще желать?

Толстой в тот момент больше заинтересован другой, но и с ней дела идут не лучшим образом – он пишет Бостому, что влюблен в «девушку, которая никогда не станет моей женой». Эта девушка – Маргарита Павловна Кандаурова, молоденькая (ей 19 лет) и очень красивая актриса и балерина. На старых фото она выглядит именно так, как рисовали Мальвину в детских книжках, – огромные глаза, маленький пухлый ротик, личико сердечком, копна вьющихся крупными кудряшками волос (правда, темных, а не голубых), перехваченных бантом. Маргарита только что окончила Московское театральное училище и очаровала публику «Танцем бабочки». На фотографиях, выпущенных по заказу Большого театра в 1917 году, она снята в костюме бабочки, с мягкими, свисающими с рук нарядными крыльями, которые при движении наполняются воздухом, словно паруса, и кажется, сильный порыв ветра в самом деле может унести пышнотелую по тогдашней моде балерину. На другой, которая относится к 1915 году, она предстает девочкой, все с тем же бантом в волосах, в плиссированной юбочке, белых гольфиках и в туфельках с пряжками. Она стоит с мячом в руках и в окружении кукол. Такой же увидела ее Наталья Васильевна Крандиевская: «Но я помнила ее хорошо еще по зимнему маскараду на Новинском бульваре, когда она с большим мячом в руках прыгала на пуантах, изображая заводную куклу. Красива? Нет, скорее миловидна. Полудетское, еще не оформленное личико с капризно выпяченной нижней губкой. Красивы были только глаза, большие, синие. Про Кандаурову уже писали в газетах, называли ее одаренной, старательной танцовщицей, несомненно – солисткой в будущем».

М.П. Кандаурова

В 1914 году Софья и Алексей Николаевич по обоюдному согласию расстались. Возможно, причиной стала усталость от отношений, возможно – интерес Толстого к другим женщинам, подмеченный Софьей. В любом случае, она уезжает в Париж, предоставив Толстому свободу действий.

Н.В. Крандиевская

Он делает предложение Маргарите Кандауровой в Коктебеле, где они вместе отдыхают, и добивается согласия, прочем весьма неуверенного. В августе 1914 года Толстой уезжает на фронт военным корреспондентом, сначала прибыл в Киев, оттуда поехал дальше на Запад: в Ковель, во Владимир-Волынский, Лещево, Черновцы, Томашево, Тасовицы, Холм.

Оттуда он пишет Маргарите, но и Наталье Крандиевской, которая работает медсестрой в госпитале, тоже: «Милая Наталья Васильевна, сижу на маленькой станции, дожидаюсь киевского поезда, четыре дня мы скакали в темпе по лесам и болотам по краю, только что опустошенному австрийцами. Мы ночевали в разрушенных городах, в сожженных деревнях, среди голых полей, уставленных маленькими, только что связанными крестами. В лесах до сих пор ловят одичавших австрийцев».

В конце концов Маргарита отказывает Толстому. А Наталья – напротив, готова уйти к нему от мужа.

Софья Исааковна замечает по этому поводу: «В 1915 году у Алексея Николаевича были новые тяжелые переживания. Маргарита Кандаурова – предмет его страстного увлечения – отказалась выйти за него замуж. Я считала, что для Алексея Николаевича, несмотря на его страдания, это было объективно удачей: молодая семнадцатилетняя балерина, талантливая и возвышенная натура, все же не могла стать для него надежным другом и помощником в жизни и труде. И, наоборот, узнав через некоторое время о предстоящем браке Алексея Николаевича с Натальей Васильевной, я обрадовалась, считая, что талант его найдет себе верную и чуткую поддержку. Наталья Васильевна – дочь издателя Крандиевского и беллетристки, сама поэтесса – была в моем сознании достойной спутницей для Толстого. Алексей Николаевич входил в литературную семью, где его творческие и бытовые запросы должны были встретить полное понимание. Несмотря на горечь расставания (а она была, не могла не быть после стольких лет совместной жизни), это обстоятельство меня утешало и успокаивало».

Родня и большинство знакомых недовольны – Алексей и так жил в чужой неразведенной женой, а теперь бросил и ее, и своего ребенка и сошелся с замужней женщиной, которая только еще собирается просить мужа о разводе. Но Толстой ликует: «Наташа, душа моя, возлюбленная моя, сердце мое, люблю тебя навек. Я знаю – то, что случилось сегодня, – это навек. Мы соединились сегодня браком. До сих пор не могу опомниться от потрясения, от той силы, какая вышла из меня, и какая вошла из тебя ко мне. Я ничего не хочу объяснять, ничему не хочу удивляться. Я только верю всем моим духом – что нас соединил брак, и навек. Я верю, что для этого часа я жил всю свою жизнь. Так же и ты, Наташа, сохранила себя, всю силу души для этого дня. Теперь во всем мире есть одна женщина – ты. Я понял, теперь только почувствовал силу твоей женственности. Душа твоя, белая, ясная, горячая; женственность твоя глубокая и томительная, она потрясает медленно и до конца. Но я знаю, что мы едва только коснулись любви. Как странно – нас обвенчал Дух Святой в автомобиле, ты уехала одна, сейчас спишь, наверное, милочка, и нам назначено, перед тем как соединиться навек, окончить тяжелые житейские дела. Думаю – такой свадьбы еще не было. Когда мы соединимся, мы опять сойдем на землю, но преображенные, и земля будет чудесной для нас, и мы будем казаться чудесными людьми. Мы возьмем от любви, от земли, от радости, от жизни все, и когда мы уснем до нового воскресения, то после нас останется то, что называют – чудом, искусством, красотой. Наташа, душа моя, милая моя женщина. Прости за весь сумбур, который я написал, – но мне хочется плакать от радости. Я тебя люблю, желаю тебя, ты осуществилась наяву, нечаянно как молния вошла в меня. Жду твоего письма. Люблю тебя. Прошу – ничего не говори, я боюсь – он тебя убьет, сам этого не желая».