Кэтрин Арнольд - Хроники испанки. Ошеломляющее исследование самой смертоносной эпидемии гриппа, унесшей 100 миллионов жизней

Когда доктор Кирсти Дункан отправилась на поиски останков жертв испанского гриппа в норвежской вечной мерзлоте, ей пришлось нелегко. Не было никаких медицинских записей, относящихся к 1918 году, больница была разрушена. Не было и приходских записей, поскольку первый пастор прибыл только в 1920 году, и не было никаких правительственных записей, поскольку Шпицберген стал частью Норвегии только в 1925 году. Но, проведя исследование, Дункан обнаружила, что существуют дневники, написанные главным инженером угледобывающей компании. Эти дневники находились на хранении у местного школьного учителя, и он согласился перевести их. Благодаря дневникам могилы семи шахтеров были найдены с помощью радиолокации. Их останки были похоронены у подножия гор в «ледяной, ветреной долине Лонгйира» [9].

Экспедиция и последующие раскопки были далеко не простыми. Ученые опасались, что образцы могли погибнуть, когда растаяла вечная мерзлота. Кроме того, в тихом городке Лонгйире обосновался международный «медиацирк» [53] Медиацирк – идиома – скопление представителей СМИ. , жаждущий последних открытий. Мешающих факторов было достаточно, и между членами экспедиции возникла напряженность. Различные источники, в том числе Эстер Оксфорд и сама Дункан, свидетельствовали о столкновении интересов, которое омрачило проект. Видные ученые, похоже, скептически относились к любительскому статусу Дункан, ее ухоженной внешности и «эмоциональным» пресс-конференциям у могилы, на которых она, смаргивая слезы, умоляла о том, чтобы с телами шахтеров обращались почтительно. Это никогда не вызывало сомнений, поскольку раскопки проводились в атмосфере уважения к жертвам гриппа. Дункан, со своей стороны, чувствовала себя все более обделенной и отринутой научным сообществом, которое отказывалось отдать ей должное за то время и усилия, которые она посвятила проекту. Позднее Дункан назвала эту экспедицию «самым неприятным событием в жизни» [10]. На восьмой день раскопок ямы, где шахтеры были похоронены, лопата доктора Дэниелса ударилась о крышку ящика. Это было слишком рано; братская могила была всего в полметра глубиной, и все еще в нестабильном активном слое вечной мерзлоты. Но, к большому разочарованию профессора Оксфорда, ящик оказался гробом. «Когда я впервые наткнулся на него, я не думал, что это один из наших гробов, – сказал он. – Я не хотел думать, что это был первый гроб. Я видел, как проект вылетел в трубу» [11].

После некоторого обсуждения команда решила, что гроб не принадлежит одному из шахтеров и что нужно продолжать копать. Но на следующий день на том же уровне был найден второй гроб, потом третий, потом четвертый. Команда продолжала раскопки, пока не обнаружила семь гробов, надеясь вопреки всему, что это не были гробы шахтеров. «Даже когда у нас была семерка, не было четкого указания, что это наша семерка, – сказал Роб Дэниелс. – Только когда мы нашли в гробах какую-то газету, датированную 1917 годом, мы поняли, что это, вероятно, наши люди. До этого момента всегда оставалась надежда, что еще семь тел будут лежать ниже» [12].

Что еще хуже, один из гробов лопнул и оказался полон песка, что вызвало вопросы о пригодности образцов тканей. Когда гробы были открыты, исследователи обнаружили шесть скелетов, а одна семья не дала разрешения осмотреть останки.

Зрелище было, по словам Эстер Оксфорд, «жалкое» [13]. Семеро шахтеров, все молодые люди, были похоронены нагими, завернутыми только в газету. Здесь не было ни личных вещей, ни одежды; мало кто позаботился о том, чтобы расположить тела. Только один из них скрестил руки на груди. Остальные лежали, опустив руки вдоль тела. Все они были погружены в воду и покрыты тонким, похожим на глину веществом. Гробы были плотно уложены в могилу [14]. «Я думал, они будут лежать отдельно, – сказал профессор Оксфорд. – Но между гробами не было ни дюйма» [15].

Вскрытия проводились в почтительной атмосфере Барри Бленкинсопом, помощником патологоанатома из Главного управления коронера в Онтарио (Канада), и его коллегой Чарльзом Смитом.

Бленкинсоп с нежностью отца ложился рядом с каждым из шести тел на платформе из деревянных досок, используя три инструмента: скальпель, нож и пару щипцов. Он осторожно поднимал куски органов, осторожно снимал слой ила, затем благоговейно раскладывал их в контейнеры с образцами. Он также взял образцы костного мозга, волос («белокурых» из-за потери пигмента) и небольших артефактов, таких как кусочки газеты или веревки [16].

Несмотря на ил в гробах и состояние тел, команда оставалась в хорошем настроении. Было решено, что раскопки продолжатся, так как радар показал нарушение целостности грунта на глубине двух метров, что привело к предположению, что другие тела были похоронены глубже.

Но это настроение длилось недолго. В ту ночь произошло событие, которое можно было предвидеть, учитывая нестабильную природу вечной мерзлоты. Стены ямы наполнились водой, и яма исчезла в одночасье. На следующий день это место было заброшено, и Эстер Оксфорд наблюдала, как могильщики из Necropolis засыпали яму. «Это был крах мечты моего отца», – писала Эстер [17].

Ответ профессора Оксфорда был более прагматичным. Признав несостоятельность проекта в Шпицбергене, он обратил свое внимание на другие, менее дорогостоящие и трудоемкие формы «вирусной археологии» в Англии, такие как исследование двух тел, найденных в свинцовых гробах около больницы Святого Варфоломея 200 лет назад, включая останки мальчика, умершего от оспы. В интервью, проведенном в 2016 году, профессор Оксфорд сказал мне, что для его целей лучшие клинические данные получены из «человеческих тканей, собранных в Королевском научном обществе Лондона и Бартовском обществе» [18]. Это был также эффективный способ обойти этические проблемы и такие вопросы, как получение разрешения от семей на эксгумацию. Не оставляет сомнений, что Джеффри Таубенбергер имел хорошие результаты с «фрагментами легких», кусочком легочной ткани размером с кубик сахара, взятым из более крупных образцов легких. Однако проблема в том, что так можно получить только небольшое представление о патологии легких. Лучше иметь цельный орган или даже тело, чтобы исследовать патологию инфекции [19]. С этой целью профессор Оксфорд и его коллеги приступили к дальнейшим проектам, таким как исследование останков сэра Марка Сайкса, дипломата, погибшего на Парижской мирной конференции в 1919 году, – это эксгумация, с которой началась эта книга. Перед этим профессор Оксфорд и его коллеги приступили к другому проекту, взяв образцы из тел девяти жертв пандемии 1918 года, похороненных в свинцовых гробах в Южном Лондоне и Оксфорде. Профессор Оксфорд нашел места захоронений, попросив похоронную компанию просмотреть записи о молодых людях, умерших осенью 1918 года, и проверив свидетельства о смерти десяти человек, тела которых, вероятно, лучше всего сохранились, потому что они были похоронены в свинцовых саркофагах. В частности, одна жертва испанского гриппа, тело Филлис Берн, погребенной на кладбище Туикенеме в 1918 году, по-видимому, могло предоставить ценные образцы. «Ее семья была очень обеспеченной, – рассказывал мне профессор Оксфорд, – у них был автомобиль, что очень необычно для тех дней. Поэтому они похоронили ее в свинцовом саркофаге, помещенном в кирпичный склеп, как и подобало ее положению» [20]. В результате исследователи выразили надежду, что останки Филлис Берн могут достаточно хорошо сохраниться, чтобы предоставить образцы внутренних тканей, «которые могли бы дать жизненно важную информацию о вирусе гриппа и в теории спасти миллионы жизней» [21]. Краткая жизнь Филлис «Хилли» Берн станет пронзительной кодой [54] Кода – дополнительная заключительная часть в поэтическом или музыкальном произведении. к этой книге. Во многих отношениях Хилли была типичной жертвой испанского гриппа, молодой, здоровой и, как многие медсестры, пожертвовавшей своей жизнью ради победы в войне. Это было естественно для молодой женщины, которая была дочерью армейского офицера, майора Джеймса Монтегю Берна, и воспитывалась в традициях долга и службы.