Борис Акунин - После тяжелой продолжительной болезни. Время Николая II

На другом конце света, на Аляске, были обнаружены огромные залежи золота. К берегам реки Клондайк устремились старатели из многих стран. В России, конечно, все ругали правительство, которое тридцать лет назад продало баснословно богатый край Соединенным Штатам за жалкие семь миллионов долларов.

В августе в швейцарском городе Базель состоялся Первый сионистский конгресс. Половина делегатов были российскими подданными. Решение о возрождении в Палестине еврейского государства казалось абсолютной маниловщиной и у серьезных политиков особенного интереса не вызвало. Между тем зародилась одна из самых сложных и долгосрочных коллизий современного мира: палестинский конфликт.

В России в январе проводится денежная реформа, которую разработал министр финансов Витте. Рубль начинают свободно обменивать на золото, чеканится золотая монета. Это очень укрепляет национальную валюту, которая после разорительной войны 1877–1878 годов много лет была скомпрометирована несоответствием официального курса реальному.

Реформа готовилась несколько лет. Правительство увеличивало золотой запас, взяло несколько внешних займов. В результате образовался резерв в 1,2 миллиарда золотых рублей — а кредитных билетов в обращении находилось 1,1 миллиарда рублей.

Высказывались опасения, что население кинется скупать золото, попрячет его по кубышкам, либо же драгоценный металл утечет за рубеж, и вместо стабилизации рубля выйдет катастрофа. Но Витте и его сотрудники доказывали, что российские подданные слишком бедны и не могут себе позволить «сидеть на деньгах»; что утечки средств за границу не произойдет, ибо платежный баланс страны положителен (четыре предшествующие года были урожайными, а ведь основным экспортным товаром являлся хлеб).

Расчеты оказались верными. Никакого потрясения не произошло. Одна из тактических уловок тогдашнего правительства в современных условиях, при моментальном распространении информации, была бы невозможна, но в 1897 году, при малой грамотности населения, отлично сработала. Объявление о переходе на золотой курс было напечатано в газетах мелким шрифтом как нечто малозначительное — и никакого ажиотажа не возникло.

Рубль стал одной из самых твердых валют мира.

Золотой империал. 1897 г.

Не менее эпохальным свершением стало проведение в начале года первой научно подготовленной переписи населения (о ней подробно рассказано в главе «Население страны на пороге XX века»).

От нефтеперерабатывающих заводов бакинского района до морского порта Батуми протянули самый длинный в мире трубопровод, позволивший России стать лидером в мировом экспорте керосина.

В самом конце года произошел еще один триумф технического прогресса: открылась телефонная линия между Санкт-Петербургом и Москвой, всего через шесть лет после того, как в мире заработала первая междугородная связь (между Нью-Йорком и Чикаго).

Но продолжали сцепляться и звенья цепочки, тянувшей страну к опасному повороту. В марте Россия заставила китайцев передать в аренду Ляодунский полуостров, чтобы создать в Люйшуне (Порт-Артуре) военно-морскую базу. Японское правительство начинает воспринимать Россию как главное препятствие для своей экспансии на азиатском материке.

Продолжается раздел мира.

Молодая, быстро растущая империя, Соединенные Штаты Америки, последний раз в своей истории затевает экспансию «по старинке» — прямым завоеванием: начинает войну со слабой Испанией, чтобы отобрать остатки ее некогда обширных колониальных владений. Американцы аннексируют Гавайи и оккупируют остров Гуам, создавая себе опорные пункты для будущего владычества в Тихоокеанском регионе. Вскоре американская правящая элита сменит стратегию, придя к выводу, что завоевывать сферы влияния выгодней и надежней при помощи «мягкой силы» — капиталов и политического манипулирования.

В Судане британские войска после многолетней упорной борьбы подавляют сопротивление махдистов. В битве при Омдурмане полевые орудия, канонерские лодки и пулеметы положили на месте 25 тысяч отчаянно атакующих повстанцев. Стратегически важная часть Африканского континента стала британской колонией.

В сентябре там же, в Южном Судане, произошел так называемый Фашодский кризис — британцы столкнулись с французами, тоже претендовавшими на эту территорию. Дело чуть не дошло до войны, но в конце концов Париж уступил. Этот компромисс урегулировал англо-французские противоречия, что позволит двум странам через несколько лет прийти к «сердечному согласию» (Entente cordiale) — заключить союз. Таким образом, маленький колониальный инцидент стал важной ступенькой на пути к большой войне.

Во Франции тем временем развивается внутриполитический кризис, к которому приковано внимание газет всего мира. Романист Эмиль Золя публикует открытое письмо президенту Фору «Я обвиняю», где, защищая невинно осужденного капитана Дрейфуса, обрушивается с критикой на весь французский истеблишмент. Для российской интеллигенции огромный резонанс, вызванный словом писателя, стал демонстрацией мощи Общества, которое, оказывается, способно на равных оппонировать Власти. (Не говоря уж о том, что «еврейский вопрос» в России стоял еще острей, чем во Франции, и безошибочно делил публичных деятелей на «прогрессистов» и «реакционеров».)

В Швейцарии произошло событие совсем иного толка, тоже произведшее большое впечатление на русских — уже не либеральных, а революционных взглядов. В сентябре итальянский анархист Луиджи Лукени заколол напильником австрийскую императрицу Елизавету — не из личной ненависти, а из идейных, антимонархических соображений. Террористические методы борьбы с правящей элитой вновь, после долгого затишья, «входят в моду».

Тогда же, в сентябре, другая императрица, Цы Си, устроила в Пекине дворцовый переворот, отобрав власть у племянника-императора, попытавшегося реформировать отсталую страну. Китай лишился шанса на обновление и теперь был обречен стать жертвой иностранного вмешательства и внутренних неурядиц.

Но, как водится, самое грандиозное событие года было совсем не политического свойства. Двадцать шестого декабря Пьер и Мария Кюри объявили, что открыли новый элемент — радий. Сенсацией это не стало.

Еще менее замеченным — собственно, вообще незамеченным — остался маленький эпизод подпольной российской жизни. Несколько марксистов встретились в Минске, на частной квартире, чтобы учредить Российскую социал-демократическую рабочую партию. Как и с открытием радия, историческое значение этого крохотного происшествия обнаружится очень нескоро. Из девяти учредителей РСДРП впоследствии никто не займет в революционном движении сколько-нибудь видного места, их имена забудутся, но партия станет одним из главных двигателей истории XX века.