Далия Трускиновская - Вологодские заговорщики

— Он не обучен, — вдруг испугавшись, сказал старый подьячий. — Не справится, осрамится.

— Обучат! Сперва подсказывать будут, потом запомнит. Я сам алтарничаю, знаю!

Вот и вышло, что счастливый Гаврюшка вместе с длинноногим Насонком, едва за ним поспевая, помчался к Успенскому собору.

— Что имя-то у тебя такое? — спросил Гаврюшка.

— А что? Обычное имя. У нас пол-Вологды Насонов.

— Отродясь такого не слыхивал.

— Мало ли — не слыхивал он. Вологда наша — Насон-град, вот и мы — Насоны.

— Да что за святой такой?

Насонко даже остановился от неожиданности.

— Ты что, Святого Писания не читал? Апостолов поименно не знаешь?

— Знаю! — возмутился Гаврюшка. — Всех двенадцать!

— А Насон — он от семидесяти! Ты у отца Памфила спроси — он тебе про семьдесят апостолов растолкует. И отчего Вологда так зовется. Насон и Сосипатр — вот как их звали, и когда справляли их память — в тот самый день крепость заложили, и царь ей так зваться велел. А было это вскоре после Муромской. Может, ты и про Муромскую Богородицу не слыхал?

— Отчего же не Сосипатр-град?

— Оттого, что натощак не выговорить!

Чтобы попасть к храму поскорее, Насонко повел Гаврюшку речным берегом. Там довольно высоко была проложена подходящая тропинка, что вела к кремлю, к Софийским воротам.

— Что за река, как звать? — спросил Гаврюшка.

— То наша Вологда. У вас град Москва и река Москва, у нас — так же. Запоминай, сам тут ходить будешь.

— Коли возьмут…

— А чего не взять? Ты же не дурак.

— И куда ваша Вологда впадает?

— А в Сухону.

— А Сухона — куда?

— Да в самое море, поди… — неуверенно ответил попович. — У нас суда строят да к морю их отправляют. И идут они долго, купцы сказывали, и Вологда петляет, и Сухона. А что с моря к нам везут — так тоже по рекам.

Речка Вологда по зимнему времени использовалась вовсю — по ней были проложены санные колеи, бабы-мовницы заставили мужиков пробить проруби для полоскания белья. Сверху были видны очертания устроенной на Крещенье купели, которую давно затянуло льдом. Как полагается, на берегу стояли бани, и из других прорубей, что выше по течению, туда таскали ведра с водой. И там же баловались дети — съезжали с крутого берега на лед кто на салазках, а кто и на собственной заднице. Гаврюшка только вздохнул: он сам себя почитал уже взрослым, а страх как хотелось съехать хоть на клоке рогожи и пронестись чуть ли не до другого берега.

— Запоминай дорогу, — сказал попович. — Я тебя всякий раз водить не стану.

Кремль, который вологжане звали Насон-городом, как ему и полагается, стоял на возвышенном месте. Гаврюшка только фыркнул: далеко ему до московского, хоть стены каменные, но башни — деревянные. Сам невелик, а башен, как оказалось, двадцать три. Вошли Гаврюшка с Насонком через Софийские ворота — и сразу оказались возле собора.

— Вот Соборная площадь, а там у нас Торговая площадь, — сказал Насонко. — Слышишь, как галдят? С первых же денег сбегай, найди пряничный ряд, там посмотри, в которой лавке лучшая яблочная пастила, попроси отведать. Она у нас знатная!

Увидев храм, Гаврюшка удивился. Ему два или три раза доводилось бывать в Московском кремле с дедом — когда тот видел получше. И запомнил Гаврюшка московский Успенский собор. Тут же глазам не поверил: словно кто-то взял его и перенес в Вологду. Точно такие же пять глав-луковиц на толстых шеях, и окна — узкие и длинные, и соразмерность всех его частей. Но здешний храм обнесен каменной оградой с железной решеткой.

— Его еще прежний государь поставить велел, сам место указал, — похвастался Насонко. — Он ведь живал тут у нас. Сказал звать так: соборная Софийская церковь во имя Успения Пресвятыя Богородицы.

— Должно быть, много тут попов служит…

— А немного. Храм-то построили, снаружи все чин чином, внутри — и конь не валялся… ох, прости Господи! Один лишь Иоанновский придел в божеский вид привели, и там службы идут. Там и будешь пономарничать.

Принял Гаврюшку в храме старенький отец Памфил.

— Говоришь, службе не навычен? Хорошо, что сразу повинился, — сказал батюшка. — И хорошо, что пришел. Тебя Господь направил — чтобы в Светлую седмицу ты уже служил. Я тебя беру. Вот первое послушание — канунник в порядке содержать, огарочки прибирать, вон для них ведерко. Потом — лампадки возжигать на иконостасе и у чтимых образов. Прибираться будешь в алтаре…

— Как, батюшка?

— Ты что, не видал, как бабы полы моют и пыль стирают? Вот точно так же, чадушко. Не баб же в алтарь пускать. Так что и в алтаре, и в ризнице. Освоишься, начнешь понимать службу — тут тебе доверю кадило, чтобы загодя готовил и вовремя подавал. Потом плат будешь подавать — причастникам уста утирать. Тебя ведь ко мне сам Господь привел, я тебя научу Церковь любить. Сам знаешь — кому Церковь не мать, тому Бог не отец.

— Благословите идти, батюшка, — сказал Насонко. — Меня дома ждут.

— Отцу Амвросию кланяйся. Ступай, чадо.

Гаврюшке было стыдно спрашивать о плате. И он думал, что о деньгах должны договариваться старшие. Но отец Памфил сам повел об этом речь.

— Миряне платят за требы, чадо, и с каждых крестин, с каждого венчания и отпевания пономарю копеечка перепадает. А требы у нас часты. Вологда — город большой, и женятся люди, и помирают… Есть и еще приработок. Пойдем-ка в алтарь, там у меня большая Псалтирь лежит.

Впервые в жизни Гаврюшка оказался в этом святом месте. Даже встал на пороге, не решаясь войти. Но батюшка напомнил: вот тут и придется труждаться, порядок блюсти, полы мыть. Потом он наугад раскрыл Псалтирь и велел читать.

Дед выучил внука читать четко, не частить, чтобы каждое слово звучало веско и вразумительно. Гаврюшка знал, что не опозорится. Ему попался сороковой псалом.

— Блажен разумеваяй на нища и убога, в день лют избавит его Господь. Господь да сохранит его, и живит его, и да ублажит его на земли и да не предаст его в руки врагов его. Господь да поможет ему на одре болезни его…

Гаврюшка был потрясен тем, что вот он — в алтаре, и читает такой замечательный псалом, и вдруг он понял, что это не царь Давид говорил Господу о каких-то давних делах, а он, Гаврюшка Деревнин, просит великой милости в неведомой беде.

Отец Памфил дослушал до конца и сказал:

— Лепота! Не думал, что отрок с таким дивным понятием читает. Ну, с голоду ты не помрешь. Когда придут ко мне сговариваться насчет отпевания, я тут же тебя выведу. Ты ведь знаешь — над покойником всю ночь Псалтирь читать надобно. К утру, знамо дело, будешь носом клевать, но заплатят хорошо, и если срядиться за десять алтын, могут и алтын сверху накинуть.

Обнадеженный Гаврюшка взялся чистить канунник, стараясь сделать его как можно опрятнее, чтобы заслужить доверие отца Памфила.