Джеймс Лонго - Гитлер и Габсбурги. Месть фюрера правящему дому Австрии [litres с оптимизированной обложкой]

Гитлер воображал, что за аннексией стоит злая воля и дьявольский замысел Франца-Фердинанда. На самом деле ее подготовили честолюбивый министр иностранных дел империи барон Алоиз фон Эренталь и его бывший протеже, начальник Генерального штаба Конрад фон Гетцендорф [140] Ibid. . В ответ на эту меру сердитый эрцгерцог вместе с семьей уехал из Вены в Сен-Мориц и на несколько недель, пока осторожная дипломатическая работа не предотвратила войну, потерял сон и покой. Непосредственной опасности пока не было, но недоверие, страх и ядовитые политические испарения рассеялись по европейским столицам [141] Ibid. . Император Германии Вильгельм II чувствовал себя лично обязанным дать объяснения и уверения своему кузену, русскому царю Николаю II, и писал «дражайшему Ники»:

Аннексия Боснии и Герцеговины стала истинной неожиданностью для всех, в особенности же для нас, так как нам сообщили о намерениях Австрии даже позже, чем вам… Конечно… эти маленькие государства – ужасная досада… В малейшей похвале из любого угла они сразу же видят повод задирать нос… Искренне, от всего сердца надеюсь, что, невзирая на многочисленные и серьезные трудности, которые придется преодолеть, мирное решение будет найдено; все, что я могу сделать в этом направлении, безусловно, будет сделано. В этом я даю Вам свое слово! Преданный Вам кузен и друг, Вилли [142] Levine, Don Isaac . Letters from the Kaiser to the Czar, 222–226. Frederick A. Stokes Company, New York, 1920. .

Такую напряженную политическую обстановку застал Август Кубичек, 20 ноября 1908 г. вернувшись в Вену со сборов. Гитлер сказал, что встретит его на вокзале, но так и не пришел. Август пешком добрался до их дома № 29 по улице Штумпергассе и обнаружил, что в их комнате уже живет другой человек. Хозяйка фрау Закрейс сказала, что Гитлер съехал, не оставив адреса [143] Kubizek , 240. . Август нашел себе жилье, возобновил занятия в консерватории и все время искал своего друга. Гитлер никуда не уехал из Вены, но тщательно избегал появляться в тех местах, где они раньше бывали вместе.

Только через несколько лет Август узнал, что с ним сталось. Осмысляя прожитое вместе время, Кубичек потом писал: «Старый имперский город, в котором царила атмосфера фальшивого очарования и иллюзорной романтики, а теперь демонстрирующий явные признаки внутреннего упадка, был той почвой, на которой развивались его общественные и политические взгляды. Все, чем он стал позже, родилось в этой умирающей имперской Вене» [144] Цит. по: Кубичек А. Фюрер, каким его не знал никто… Гл. 16. [145] Ibid., 163. .

2 декабря 1908 года эрцгерцог Франц-Фердинанд проводил у себя «бриллиантовый юбилей» императора Франца-Иосифа. На блестящем вечернем приеме во дворце Хофбург присутствовали все эрцгерцоги и эрцгерцогини Габсбурги. Не было лишь супруги самого эрцгерцога: в начале ноября она родила мертвого сына и с тех пор не приезжала в Вену. И сам эрцгерцог, и его домашние тяжело переживали эту потерю, но двор Габсбургов не обратил на нее ни малейшего внимания [146] Hohenberg, Prince Gerhard (принц Герхард Гогенберг). .

В тот же вечер в Венской опере давали концерт под названием «Мечта императора». Франц-Иосиф и появился на концерте, и отбыл с него под восторженные овации. В живых картинах участвовал актер, игравший Рудольфа – основателя династии, который жил в XIII веке и мечтал о грядущем величии Австрии. Представлялись сцены королевской свадьбы 1515 г., когда Богемия и Венгрия пришли под корону Габсбургов, разгром Османской Турции под стенами Вены в 1683 г., выступление Вольфганга Амадея Моцарта в 1762 г. перед императрицей Марией-Терезией и ее детьми, Венский конгресс 1815 г. и другие блестящие триумфы в долгой истории империи [147] Unowsky . .

Женщина, изображавшая «Будущее», предсказала: «Вы увидите, как расцветают цветы из семян, посаженных Вами… любовь соединяет народ и правителя» [148] Ibid. . Актеры в костюмах различных национальностей империи Франца-Иосифа провозглашали, что «монархия – гармоничная мозаика народов и культур, которые уверенно идут в будущее, ведомые опытом священного дома Габсбургов». Кульминацией концерта стал стройный хор всех его участников, «исполнивших со сцены государственный гимн страны» [149] Ibid. .

На взгляд постороннего, это был пик могущества и славы династии Габсбургов, но за крепким фасадом скрывались глубокие трещины. Незадолго до окончания «живых картин» императору осторожно вручили шифровку из Праги. Столкновения чешских и немецких националистов вынудили местные власти ввести там военное положение [150] Trosclair , 14. . Весь остаток вечера монарх сохранял каменное выражение лица, ни намеком не выдав, о чем он узнал.

На следующий день в передовице газеты Prager Tagblatt можно было прочесть: «Император мечтал о многом, но самая заветная еще с юности его мечта – о мире между его подданными – воплотилась в жизнь последней и была разбита самым жестоким образом» [151] Ibid. . Франц-Иосиф мечтал о мирном будущем, даже когда под его троном уже шатались устои его беспокойной империи. Если бы тогда судьба Адольфа Гитлера не неслась по наклонной, он, конечно, ликовал бы, узнав о расколе между императором-Габсбургом и его подданными-чехами. Он больше не жил вместе с Августом Кубичеком, потому что не мог вносить свою долю оплаты. Смелости смотреть другу в лицо недоставало, и он нашел комнату подешевле, но бедность и голод не отступали [152] Jones , 126–127. . Места, где он жил, становились все беднее и беднее; раздражение, досада, отчаяние гнались за ним по пятам. Гитлеру пришлось продать пальто, шикарную палку с набалдашником из слоновой кости, почти все книги и даже рисовальные принадлежности. И когда уже не было возможности платить даже сущие гроши, он стал бездомным [153] Ibid., 127. .

Гитлер приехал в Вену, чтобы получить образование, и его университетом оказались трущобы. Когда скамейки в парках и ступеньки перед дверями стали служить ему постелью, как раз те самые незамеченные им люди учили его и выживанию, и много чему еще. Сильнее сопереживать он не стал, но зато получил редкую возможность узнать, о чем думают, что чувствуют и на что сердятся самые низы общества.

Гитлер никогда не уважал такой труд «на хлеб», но полиция, пьянчуги, дожди и ранняя зима убедили его пойти работать на стройку, чтобы перестать голодать и продолжить учебу. Товарищи по работе, а среди них было немало социалистов, коммунистов, профсоюзных активистов, наставляли его в своем мировоззрении. Горячие политические споры с товарищами по работе, угрозы «террора и насилия» убедили его снова стать безработным. Свободного времени теперь оказалось сколько угодно, и он мог позволить себе ходить на зрительские места в парламент; там, сидя в тепле и спасаясь от промозглой венской погоды, он наблюдал за его работой, за какофонией дебатов на самых разных языках и диалектах. Гитлер не видел смысла в работе парламента. Дебаты разрешалось вести на десяти языках, обходясь без помощи переводчиков. А он считал, что такое многоязычие безумно, что оно лишний раз подтверждает: правительство Габсбургов не имеет ни сил, ни желания становиться защитой и опорой немецкого языка и немецкого народа.