Жак Пауэлс - Правда и ложь истории. Мифы и тайные смыслы ХХ века

Именно в этом контексте подошла к концу старая дружба Лондона с Германией, случилось так, что Великобритания присоединилась к своим старым заклятым врагам Франции и России в так называемой «троице» Антанты, а руководство британской армии разработало детальные планы войны против Германии в сотрудничестве с Францией. Предполагалось, что французские и русские огромные армии нападут на немцев, в то время как британцы из Индии вторгнутся в Месопотамию, чтобы отделать там османцев и отобрать у них нефтяные месторождения. Взамен Королевский флот не позволил бы германскому флоту использовать Ла-Манш для того, чтобы атаковать Францию, а французская армия получила бы поддержку (в основном символическую) со стороны относительно небольшого британского экспедиционного корпуса. Этот достойный Макиавелли проект разрабатывался в обстановке строжайшей секретности. Ни парламент, ни британская общественность не были о нем проинформированы.

В течение нескольких месяцев, предшествовавших началу войны, еще сохранялась возможность компромисса с Германией. Эта идея даже пользовалась поддержкой определенных фракций внутри британской политической, промышленной и финансовой элиты. Компромисс означал, что Германии была бы выделена хоть часть месопотамской нефти. Но Альбион добивался не части, а полной монополии. Во всяком случае, начиная с 1911 года уже были готовы планы по ведению все более вероятной войны с Османской империей, которая началась бы с занятия стратегически важного города Басра, и оттуда уже планировалось завоевать Месопотамию.

Когда в 1914 году разразилась Великая война, англичане были готовы к тому, чтобы вторгнуться на Ближний Восток из Египта и Индии и, либо вдоль Тигра, либо через Иерусалим и Дамаск, продвигаться к Багдаду. Печально известный Лоуренс Аравийский не с неба свалился. Он был одним из бесчисленных британцев, которые в предшествовавшие 1914-му годы были тщательно отобраны и обучены, чтобы в нужное время защищать британские интересы на богатом нефтью Ближнем Востоке.

Завоевание нефтяных месторождений Месопотамии было подлинной причиной вступления англичан в войну в 1914 году. Когда началась война, и Германия и Австро-Венгрия начали военные действия против Сербии и франко-русского дуэта, казалось бы, не было никаких причин для вовлечения Британии в этот конфликт. Правительство в Лондоне столкнулось с болезненной дилеммой: оно должно было выполнять обещания, данные Франции, но в этом случае стало бы явным то, что такие тайные планы были составлены заранее. Однако немецкое нарушение нейтралитета Бельгии обеспечило лондонское правительство идеальным предлогом для начала войны. В действительности же судьба маленькой Бельгии не волновала британских лидеров, по крайней мере до тех пор, пока немцы не попытались бы взять в свои руки Антверпен. В ходе войны Британия и сама не гнушалась тем, что нарушала нейтралитет других стран, к примеру, Китая, Греции и Персии.

Как и все планы, которые строились для подготовки Великой войны, сценарий, разработанный в Лондоне, тоже провалился. Французам и русским не удалось подавить немцев, наоборот. Чтобы помочь Франции избежать поражения, британцам пришлось посылать гораздо больше войск на материк, и там, в течение многих лет войска эти несли гораздо больше потерь, чем предполагалось. А на Ближнем Востоке османская армия — при содействии немецких офицеров — оказалась гораздо более трудным противником, чем ожидалось. Но, несмотря на такие «неудобства», в том числе на британские потери в количестве около трех четвертей миллиона человек, в основном рабочих, все завершилось «хэппи-эндом»: в 1918 году над нефтяными месторождениями в Месопотамии и других странах Ближнего Востока взвился британский флаг.

Совершенно очевидно, что в ходе Первой мировой войны британские власти вовсе не интересовала независимость маленькой Бельгии или уважение к нормам международного права. Ими руководили экономические интересы британского империализма, то есть, на практике, интересы богатых и сильных мира сего, британцев, чьи компании и банки охотились за таким сырьем как нефть. Также совершенно очевидно, что эта война для тех, кто находится у власти в Лондоне, вовсе не была никакой войной за демократию. Завоевав Ближний Восток, британцы вовсе не собирались продвигать там демократию. Они правили оккупированной Палестиной примерно так же, как немцы оккупированной Бельгией. И в Аравии Лондон принимал во внимание только свои собственные интересы и интересы горстки семей, которые действовали как полезные партнеры. Обширные арабские земли были разделены и розданы подобным партнерам, которые основали такие государства, как Саудовская Аравия, государства, которыми им было позволено управлять как личной собственностью. И когда многочисленные месопотамцы мужественно сопротивлялись своим новым британским хозяевам, Черчилль сбросил на их головы массу бомб, включая бомбы с ядовитым газом.

В преддверии начала Великой войны, таким образом, во всех империалистических странах были промышленники, банкиры и аристократы, которые выступали за «военный экономический экспансионизм». Однако многие капиталисты видели и отрицательные последствия войны и вовсе не были ее «поджигателями», как заметил британский прогрессивный историк Эрик Хобсбаум. Это замечание, однако, тут же было использовано его коллегой — консервативным историком Найлом Фергюсоном, чтобы заявить, что экономические интересы, якобы, не сыграли никакой роли в развязывании Великой войны. Большинство промышленников и банкиров, включая самых воинственных из них, конечно, понимали, что война принесет также и неприятности. Но, будучи членами элиты, они имели основания полагать, что все эти беды в значительной степени постигнут других, в первую очередь, рядовых солдат, крестьян и рабочих, на долю которых традиционно оставляют убивать и быть убитыми. Это было не в счет, когда речь шла о перспективах захвата колоний, рынков сбыта, сырья и дешевой рабочей силы — того, о чем только и идет речь при империализме.

Гипотеза Фергюсона о том, что капиталисты предпочитали мир войне, кроме того, отражает двоичный, черно-белый образ мышления, а именно: предположение что мир — это альтернатива войне и наоборот. Однако реальность гораздо сложнее. Была и еще одна альтернатива миру — революция. И эта альтернатива была в глазах большинства капиталистов и других буржуазных и аристократических членов элиты гораздо хуже войны. Дворянство и буржуазия были одержимы страхом перед революцией после событий 1848 и 1871 годов, когда революционный потенциал пролетариата исчерпывающе продемонстрировал себя. А тем временем рабочие партии, которые придерживались революционного социализма Карла Маркса, пользовались все большей популярностью и становились все более влиятельными. Годы перед началом войны стали свидетелями революций (в России в 1905 году и Китае в 1911-м) и многочисленных забастовок, демонстраций и беспорядков в Европе, которые казались предвестниками революционной «гибели богов».