Жак Пауэлс - Правда и ложь истории. Мифы и тайные смыслы ХХ века

Так что понятно, что вовсе не контрреволюционеры свергли Робеспьера в июле 1794 года, — в месяце термидоре по революционному календарю — а те буржуазные элементы, которые хотели возвращения, но не к старому режиму, существовавшему до 1789 года, а к тому, что было раньше, к умеренной революции 1791 года. Хотя в то же время они сами хотели сохранить республику, ибо с королями ни один революционер не хотел иметь ничего общего. «Термидорианская реакция» породила республику, скроенную по выкройкам высшей буржуазии. Право голоса было оставлено для тех граждан, которые владели относительно большой собственностью. И во имя «laisser fair» («пусть все идет своим ходом») они упорно отказывались принимать меры ради блага простого человека, хотя жизнь «плебеев» в больших городах становилась все тяжелее. Поэтому санкюлоты снова взбунтовались, и была угроза возможного повторения якобинского пожара.

В то же время падение Робеспьера и якобинцев вдохновило всякого рода контрреволюционные антиреспу-бликанские силы, и отныне они сражались открыто и агрессивно, по крайней мере, за конституционную монархию или, предпочтительно, за реставрацию старого режима.

Так что термидорианцам пришлось лавировать между якобинцами и контрреволюционерами. В этих тяжелых обстоятельствах в 1795 году возникла крайне недемократичная система правления, известная как «Директория». Когда и эта формула не устояла перед двойной угрозой, попытки создать видимость того, что революционная демократия существует, прекратились. Через государственный переворот в ноябре — месяце «брюмере» по революционному календарю — 1799 года была установлена военная диктатура во главе с Наполеоном Бонапартом, популярным генералом, от которого по праву ожидали, что он возьмет власть на себя для блага высшей буржуазии. Чтобы создать иллюзию, что начался новый режим в соответствии с республиканскими традициями Древнего Рима, Бонапарт получил титул первого консула в 1804 году, но в 1804 году он сам прекратил этот фарс и, в конце концов, был коронован и стал императором.

С государственным переворотом брюмера французская добрая буржуазия перепоручила политическую власть Бонапарту, чтобы не отдать ее в руки роялистов или якобинцев. Официально Наполеон стал единоличным правителем Франции, но на самом деле он был на службе у крупных «деловых людей» и прежде всего банкиров из высшей буржуазии. В области финансов не только он, но и все французское государство было поставлено в зависимость от частных лиц — от учреждения, которое было и остается собственностью самой могущественной элиты страны, даже несмотря на то, что этот факт завуалирован с помощью названия, которое создавало впечатление, что это государственное учреждение — Банк де Франс. Именно эти банкиры и предоставили под высокие проценты те деньги, которые были нужны корсиканцу, чтобы править Францией, чтобы вооружаться и вести войну — и чтобы с большой помпой играть императора. Поэтому он правил с учетом интересов собственников земельных участков и других капиталов. Свое уважение к частной собственности — краеугольному камню либеральной идеологии — Наполеон продемонстрировал впечатляющими усилиями по продвижению интересов буржуазии: в 1802 году он восстановил рабство, отмененное Робеспьером. Он послал армию в Сен-Доминго, чтобы бороться с мятежными рабами, но эта экспедиция провалилась, так что в 1804 году появилось первое в мире свободное государство бывших рабов — Гаити.

Наполеон также был выбран за его прекрасные антимонархические «верительные грамоты», потому что, когда он был офицером в Париже в 1795 году, он «железной рукой» рассеял группу протестующих роялистов.

Однако в отношении монархистов и других контрреволюционеров в дополнение к «кнуту» репрессий он также использовал «пряник» уступок и примирения. Аристократические эмигранты, которым после наступления термидорианской реакции было позволено вернуться в страну, например, получили свою долю в прибыли собственнического класса, полученной при его правлении. Многие из них смогли вернуться в свои замки в сельской местности, вместе со священниками и местными сановниками, чтобы снова управлять крестьянами. Таким образом, они научились жить при наполеоновской системе. С контрреволюционно настроенной по самой своей природе католической церковью Наполеон достиг договора, заключив конкордат с Папой Римским. Кроме того, хотя католицизм не мог быть объявлен государственной религией, но все же он оставался признанной религией большинства французов. Следовательно, он получил финансовую поддержку имперского государства.

Чтобы преодолеть якобинскую опасность, Наполеон охотно использовал инструмент, к которому уже раньше апеллировали жирондисты: войну. Когда речь заходит о диктатуре Бонапарта, да даже и о Директории, они вызывают у нас, в отличие от 1789–1794 годов, ассоциации не столько с революционными событиями во французской столице, сколько с бесконечной чередой сражений далеко от Парижа и во многих случаях — далеко за пределами Франции.

Это не случайно, потому что войны были очень полезны как инструмент для достижения основной цели буржуазной реакции против радикального эксперимента Робеспьера: закрепления результатов буржуазной революция 1791 года и предотвращения как возвращения к старому режиму, так и повторения 1793 года.

Робеспьер и «монтаньяры» хотели не только защитить революцию, но и углубить ее. Это означало, что их революция оставалась в пределах Франции и особенно — сердца Франции, ее столицы Парижа. Неслучайно обезглавливания, с которыми так ассоциируется радикальная революция, происходили в середине площади в самом центре города и в самом центре страны. Желая направить их собственную энергию и энергию санкюлотов и всех истинных революционеров на «интернализацию» (углубление революции внутрь), Робеспьер и его якобинские соратники, в отличие от жирондистов, были в принципе против ведения международных войн. Они считали это пустой тратой революционных сил, энергии и опасностью для революции.

Бесконечный ряд войн, которые вела сначала Директория, а потом особенно Бонапарт, были «экспортом» буржуазной революции, достигшей своего апогея в 1791 году, цель которого состояла в том, чтобы предотвратить такую ее радикализацию, какая произошла в 1793 году. То есть, для того, чтобы покончить с революцией в самой Франции, термидорианцы, а затем и Наполеон оторвали революцию от ее парижской колыбели и экспортировали ее в остальную Европу.

Война, как по мановению волшебной палочки, убрала революционные горячие головы, санкюлотов, из очага революции в Париже. Они были выряжены в военную форму, и их отправляли в самые дальние уголки Европы, даже в Москву. Многие из них так и не вернулись. Война сделала свое дело и положила, более или менее, конец социальным проблемам, стоящим перед столицей, которые действовали как катализатор революции. Обязательная военная служба, например, решила проблемы безработицы. Война также оказали положительное влияние на национальную экономику: военные расходы стимулировали спрос на такие продукты, как пушки и униформа и потому создавали рабочие места. За успешной войной следовала оккупация и разграбление чужих земель, что тоже приносило прибыль французам. С помощью этих денег Наполеон смог возместить Банк де Франс его «услуги» (и помочь состоятельным гражданам стать богатыми), содержать армию, реорганизовывать финансы государства и бросать несколько крох простому народу, особенно в Париже, например, в виде субсидирования низких цен на хлеб и другие продукты питания первой необходимости. Так был утолен и революционный голод. В течение года были решены социальные проблемы Парижа и Франции, так что в некотором роде и до определенной степени решены они были через войну и за счет иностранцев.