Валерий Шамбаров - Иван Грозный. Как первый царь создавал великую Россию [litres]

Монахи на святой горе Афоне объявили, что Россия – «святое, великое, благочестивое царство, христианское солнце». А Патриарх созвал собор, постановили во всех храмах молиться за русского царя так же, как молились за прежних византийских императоров. Царь старался укреплять дружбу и с народами Кавказа. Чтобы здешние жители сами хотели быть вместе с русскими. Многие уже поняли, как это выгодно. Кабардинцы и черкесы приходили воевать в Ливонии, привозили домой богатую добычу. А если им угрожали враги, царь присылал на помощь казаков.

В то время на Руси считали, что взрослому мужчине нельзя долгое время жить без жены, а женщине без мужа. И тосковать по умершим слишком долго нельзя. Они перешли в другую жизнь, не надо их отвлекать рыданиями. Церковь дозволяла мужу уже через 40 дней после смерти супруги жениться на другой. Или жене через 40 дней после смерти мужа снова выйти замуж. А государя это касалось особенно. Всё государство представлялось как большой дом. В нём должен быть хозяин, но должна быть и хозяйка. Нет, Иван Васильевич не забыл Анастасию. До конца жизни сохранил искреннее чувство к ней. Но митрополит, священники, бояре намекали ему – пора найти новую царицу.

Особенно старались те вельможи, у кого были молодые дочери, племянницы, внучки. Станет государыней девушка из твоей семьи, и сам возвысишься. Но их надежды оказались напрасными. Царь услышал, что у самого сильного из кабардинских князей, Темрюка Идаровича Сунжалея, есть красавица-дочь Кученей. Пригласил её в Москву, и она понравилась государю. Симпатичная, умная, боевая. Могла и на коне скакать, и из лука метко стрелять. Её окрестили, дали имя Мария. Православную веру она приняла горячо, всем сердцем. А могущественного жениха просто боготворила. Но и для России получалось очень полезно. Мария была в родстве со многими кавказскими князьями. Теперь они становились родственниками царя. Равными с русской знатью. А значит, и Кавказ прирастал к России.

Летом 1561 года в Москве прошли празднества, очень похожие на те, что были 14 лет назад, в 1547 году. Тогда было венчание Ивана Васильевича на царство, а потом его свадьба. Но его венчал на царство митрополит, а византийских императоров – патриархи. Получалось, что в России обряд как бы ниже. Теперь Константинопольский патриарх Иоасаф и 13 греческих митрополитов и епископов прислали грамоту, что подтверждают: Иван Васильевич – настоящий христианский царь. В Успенском соборе была торжественная служба. Зачитывали послание Патриарха, его представители передали Ивану Васильевичу благословение на царское служение.

А вслед за этим состоялась свадьба царя с Марией. Опять праздновал весь город. Поздравлял государя и его молодую жену. Иван Васильевич, как и раньше, угощал всех людей, богатых и бедных. Но и сам поступил, как раньше. Они с Марией немножко посидели за столом, а потом пошли пешком молиться в Троице-Сергиев монастырь…

Но надвигалась и серьёзная война. Сигизмунд и его вельможи обрабатывали тех, кто выступал за союз с Россией. Панов манили: когда присоединим всю Ливонию, завоюем русские земли, вы там станете начальниками. Шляхтичей соблазняли: вы получите новые имения, ливонские и русские сёла. Римский папа, католические епископы и священники тоже внушали литовцам и полякам: с русскими надо воевать. Они враги нашей веры. Не признают унию. Вот так, постепенно, перетянули дворян на свою сторону. В октябре 1561 года созвали сейм. Он постановил: русских надо выгнать из Ливонии. А заодно отобрать у них Смоленск, Новгород, Псков – и что ещё получится. Править Ливонией был назначен наместник короля князь Радзивилл.

Считалось, что между Россией и Литвой ещё мир. Но Радзивилл со своими отрядами неожиданно напал на крепость Тарваст. Гарнизон из стрельцов отбивался больше месяца. А в Ливонии было много царских войск. Но воеводы повели себя странно. Князья Курбский, Курлятев, Серебряный вдруг принялись спорить: кто из них более знатный. Хотя до сих пор они были друзьями! Курбский и Курлятев состояли в «Избранной раде». А сейчас не желали друг другу подчиняться. Полки на помощь Тарвасту так и не выступили. Радзивилл взял крепость. И ведь у него были совсем небольшие силы! Царь узнал о споре воевод, послал нового командующего, Василия Глинского. Рать с запозданием выступила к Тарвасту, и Радзивилл побоялся вступать в бой. Бросил взятую крепость и отступил. Конница погналась за ним. Потрепала его уходившее войско.

Сразу оживился и крымский хан. Налетел захватить город Мценск. Но на южной границе воины всегда были наготове. Татар отбили. А у литовцев и поляков, как обычно, была отвратительная дисциплина. Шляхтичи лихо отплясывали на балах. Хвастались перед дамами, какие они храбрые. Но на фронт ехать не спешили. Знали, что у царя сильная армия. Как бы не попасть под раздачу. У Радзивилла и литовского командующего Ходкевича собрались только жиденькие отряды. Они налетали на русскую территорию, грабили сёла и поскорее убирались обратно.

Царских войск против них собралось гораздо больше. Но русские воеводы действовали из рук вон плохо. Вражеские отряды не перехватывали. В наступление не переходили. Писали царю, что это опасно. Дескать, там их ждут многочисленные литовские рати. Государь сердился, понукал их. Летом 1562 года неприятели опять перешли границу возле города Невеля. Полетел приказ Курбскому – перехватить их! Он повёл большой корпус, 15 тысяч воинов. Врагов оказалось 4 тысячи. Русских было почти в 4 раза больше. Но вместо того, чтобы кинуться в атаку и раздавить литовцев, Курбский почему-то остановился. Начал передвигать свой корпус то туда, то сюда. При этом развернулся боком к противнику. А литовские рыцари сомкнулись, сами понеслись вперёд. Врезались в русское войско и разгромили его. Оно побежало кто куда.

Для Сигизмунда эта победа стала лучшим подарком. О ней раструбили по всей Литве и Польше. Дескать, русские совсем слабые. Не умеют воевать! Шляхтичи, боявшиеся царских войск, ободрились. Хлынули на войну, королевская армия быстро выросла. А Курбский доложил, что храбро рубился, был ранен. Поэтому он не получил никакого наказания. Хотя рана у него была пустяковая (если вообще была). А уже позже выяснилось: перед сражением Курбский посылал к литовцам гонцов с какими-то письмами. Но это открылось только потом…

А Сигизмунд, начиная войну, рассчитывал не только на свои войска. Но и на предателей среди русских. На сейме он объявил, что «много бояр московских, много благородных воевод» недовольны царём. Считают его «тираном и извергом» и будут переходить на нашу сторону. Хотя Иван Васильевич не казнил ещё ни одного знатного преступника, даже заговорщиков. «Тираном и извергом» для бояр он стал только из-за того, что не позволял им хищничать, заставлял слушаться и соблюдать законы. Но литовцы стали забрасывать в русские войска и города свои воззвания. Писали, что Иван Васильевич – «бездушный государь», держит дворян в неволе, они должны только служить царю и России. Манили их переходить к врагам, и они получат такую же «свободу», как польские и литовские шляхтичи.