Сергей Плохий - Потерянное царство. Поход за имперским идеалом и сотворение русской нации [c 1470 года до наших дней]

По этой логике уход Украины положит конец имперским амбициям Москвы на постсоветском пространстве. “Без Украины Россия перестает быть империей, с Украиной же, подкупленной, а затем и подчиненной, Россия автоматически становится империей” 1, – писал Збигнев Бжезинский в статье для Foreign Affairs в 1994 году, спустя несколько лет после распада Советского Союза. Бжезинский повысил ставки Запада в еще только предполагавшемся русско-украинском конфликте, сказав, что “Россия может быть или империей, или демократией, но она не может быть и тем, и другим” 2. Примерно в то же время Эдвард Льюис Кинан, ведущий гарвардский специалист по истории России, предположил, что если крушение СССР на самом деле ознаменовало распад Российской империи, тогда оно неминуемо приведет к русско-украинской войне. Двадцать лет спустя эта война разразилась – и связь между распадом Советского Союза и крахом русской империи стала очевидна всему миру.

Уход Украины разрушит и модель русской национальной идентичности, в которой украинцы все еще воспринимаются как часть единого русского народа. Постсоветскую русскую идентичность, вероятно, лучше всего представить как ряд концентрических кругов. В их центре – суть русской этнической идентичности, ее ядро. Первый круг, самый близкий к ядру, связан с русской политической идентичностью, основанной на российском гражданстве; следующий – с восточнославянской идентичностью, а последний, внешний круг охватывает всех прочих принадлежащих к русской культуре – носителей русского языка по всему миру. Многие сторонники Русского мира, получившего поддержку и от российского государства, и от Русской православной церкви, определяют русских как носителей русского языка и культуры – независимо от их происхождения или гражданства. От позиции украинцев, как центрального элемента восточнославянского круга, зависит, будет ли функционировать постсоветская русская идентичность как межнациональный феномен или нет. Эта идентичность “большой русской нации”, имперская в своих истоках и главных чертах, угрожает стабильности всего восточноевропейского региона – от Молдовы, где Москва поддерживает сепаратистскую республику Приднестровье, до Латвии и Эстонии, членов ЕС и НАТО со значительной долей русскоязычного населения.

Аннексия Крыма и война в Донбассе объединили русских государственников и русских националистов и в правительстве, и вне его. Кроме того, они подняли моральный дух обеих групп в то время, когда ностальгия по былому советскому и восточнославянскому единству в России и других постсоветских государствах пошла на убыль. Российские власти достаточно успешно мобилизовали в свою поддержку население Крыма – преимущественно этнически русское, но эффект от русской пропаганды на русскоязычные, но преимущественно этнически украинские области Восточной и Южной Украины был по большей части смешанным. Идею панрусизма принесли на Украину вооруженные ополченцы – и они же принесли и модель авторитарного правления, концепцию народа, спаянного единством этноса, языка и религии. Но на такое предложение редко когда был спрос в исторически мультикультурном и полиэтническом восточноевропейском пограничье. В итоге Россия преуспела в присоединении или дестабилизации тех областей, где большинство или множество людей считали себя этнически русскими, – но потерпела поражение в тех областях с преобладающей русской культурой, но где большая часть населения этнически и политически ассоциировала себя с Украиной.

Еще до конца не ясно, какими окажутся долгосрочные последствия конфликта и его влияние на нациестроительство в регионе. Но он, вопреки желаниям творцов, ускорил распад большого единого историко-культурного пространства, в котором культурно господствовала Россия, и усилил модель этнической идентичности и государственности по обе стороны от линии фронта. Российские власти решили аннексировать лишь территорию, на которой преобладало этнически русское население (Крым). Но план сделать юго-восточные области Украины, населенные в основном этническими украинцами, говорившими на русском языке, зависимыми от России, остался нереализованным. Россия отказалась рассматривать сценарий аннексии Донбасса, в дестабилизации которого приняла участие. Кремль счел, что этнически русские жители полуострова, не примыкающего к России, подходят для присоединения, а русскоязычному населению приграничных территорий в этой чести следует отказать.

Если говорить об украинской стороне, то в российская агрессия мобилизовала украинскую политическую нацию, полиэтническую и мультикультурную. А аннексия Крыма с его преимущественно русским населением и потеря значительной части Донбасса, где русские составляли относительное большинство в крупных городах наподобие Донецка, значительно увеличили долю этнических украинцев в территориально сократившемся украинском государстве. По итогам конфликта Россия стала этнически более русской, а Украина – этнически более украинской, и все больше украинцев с самыми разными этническими корнями склонны принимать украинскую культуру как символ своей идентичности.

Примут ли российские власти и политические и культурные элиты “потерю” Украины? Это и есть суть русского вопроса в его нынешней форме. Как показали недавние события, нерешенный русский вопрос грозит миру и стабильности в Европе и в целом мире. Эта угроза не менее серьезна, чем та, какую в XIX и начале XX века представлял германский вопрос – идея объединить все германские земли и выковать могучую Германскую империю.

Есть мнение, что начало Второй мировой войны происходит из неспособности решить германский вопрос мирными средствами. А некоторые проводят параллели между гитлеровской Германией и путинской Россией – в том, как обе державы используют национальную карту и с ее помощью дестабилизируют обстановку на прилегающих территориях и аннексируют их. Русско-украинский конфликт уже стал тяжелейшим историческим кризисом в отношениях Востока и Запада с конца холодной войны. Еще предстоит увидеть, станут ли аннексия Крыма и война в Донбассе завершительными эпизодами распада СССР – или же новым и ужасным этапом в пересмотре европейских границ и народов.

Ответ на эти вопросы будет зависеть от способности и готовности российских элит принять постсоветские политические реалии и трансформировать русскую идентичность в ответ на требования постимперского мира. Будущее русского народа и его отношений с соседями скрыто не в том, чтобы вернуться в потерянный рай воображаемого восточнославянского единства и средневековой Киевской Руси, а в том, чтобы строить современную гражданскую нацию в пределах границ Российской Федерации. По этому пути следовали и бывшие имперские метрополии, такие как Великобритания, и современные национальные государства, например Германия, когда признали независимость англо- и немецкоязычных стран и анклавов за пределами своих границ. Альтернативой может стать новая холодная война – или еще более страшное бедствие.