Сергей Плохий - Потерянное царство. Поход за имперским идеалом и сотворение русской нации [c 1470 года до наших дней]

За двадцать лет, прошедших между первым и вторым разделом, Екатерина стала смотреть на некоторые вещи по-иному. В 1772 году ее не волновала аннексия Галицкой земли Австрией, но в начале 1790-х годов императрица уже пожелала получить эту землю. Екатерина начала видеть православные земли Речи Посполитой сквозь призму не только истории и религии, как раньше, но также этноса. 22 декабря 1792 года, уже планируя второй раздел, императрица напоминала своему послу в Варшаве, что ее целью было “избавить земли и грады, некогда России принадлежавшие, единоплеменниками ея населенные и созданные и единую веру с ним исповедующие, от соблазна и угнетения, им угрожающих” 11. Таким образом, она не просто претендовала на то, что принадлежало ее предшественникам на русском троне, но и спасала единоверцев и народ, связанный с Россией общим этническим происхождением, от преследований и вероятных восстаний.

Мысли Екатерины по этому вопросу становились общеизвестны, а после второго раздела и подавления восстания Костюшко стали официальной идеологией. Взятие Варшавы армией Суворова в Петербурге праздновали с размахом, хотя по случаю второго раздела лишь отслужили молебны, а салютов не было. Екатерина верила, что православные жители прирезанных земель (украинцы и белорусы) – единокровны русским. Одновременно она не испытывала родственных чувств к полякам. В той же инструкции послу Сиверсу она обрушивается на поляков: “По испытанности прошедшего и по настоящему расположению вещей и умов в Польше, то есть по непостоянству и ветренности сего народа, по доказанной его злобе и ненависти к нашему, а особливо по изъявляющейся в нем наклонности к разврату и неистовствам французским, мы в нем никогда не будем иметь ни спокойного, ни безопасного соседа, иначе как приведя его в сущее бессилие и немогущество” 12.

После занятия Суворовым Варшавы 29 октября 1794 года в умах русской элиты утвердилось мнение, что с поляками трудно жить в мире, а с украинцами и белорусами глупо жить порознь. В декабре правительство издало новый манифест. Автором документа стал Безбородко, главный советник Екатерины в иностранных делах, но текст его почти дословно повторял мысли, высказанные самой императрицей в инструкции Сиверсу два года назад. “Ее императорское величество возвратила к империи своей земли, издревле к ней принадлежавшие, отторженные от нее во времена смутные с таковым же коварством, с каковым зломышленные из поляков готовилися и ныне на ущерб России, и населенные народом с нами единоплеменным и единоверным, благочестия же ради угнетенным” 13. О поляках же Безбородко писал: “Вероломство поляков обнаружилося в самой вышней степени изменническим покушением на истребление войск российских, под покровом доброй веры союзного трактата спокойно и безопасно в Варшаве бывших. Все от мала до велика участвовали в произведении сего злодейства…” 14

Верноподданные стихотворцы не замедлили встать на ту же позицию. Василий Петров – который после второго раздела именовал поляков “наперсниками России” – вывел их теперь в образе хищников:

В годы правления Екатерины в украинцах и белорусах Речи Посполитой видели главным образом паству греко-российской (греческой, православной) церкви. Однако большинство “белорусского” народа, подчиненного ей в ходе разделов, к этой церкви не принадлежало. Речь не о польской или ополяченной шляхте, представители которой были католиками, не об иудеях, а о большинстве восточных славян. Большинство из них были униатами. На землях, аннексированных Россией после второго раздела, жили 300 тысяч православных и больше двух миллионов униатов. На территориях, присоединенных после третьего раздела, православных почти не было.

В апреле 1794 года Екатерина решила поправить дело, начав кампанию по возвращению униатов в православие. Процесс ускорило обращение о переходе в православие жителей двадцати местечек и сел Правобережной Украины – арены долгой и кровавой борьбы униатов и православных со времени восстания 1768 года. Екатерина не только дала согласие, но и решила сделать этот случай примером для возвращения в православие и для остальных. Если понадобится, то применить силу. В пастырской грамоте, написанной и отпечатанной по велению Екатерины, говорилось: “Ведомо каждому, что в смутные времена России великая часть ея подданных, православную греческую веру исповедовавших, быв отторгнута от истинного тела своего под иго польское, вскоре печальными опытами дознала величайшие в свободном благочестия своего исповедании притеснения” 16. Императрица же, по словам иерарха, возвратила “под державу свою сей единоплеменный народ” 17.

Собственный указ Екатерины генерал-губернатору присоединенных территорий новые задачи российской политики излагал гораздо откровеннее, чем пастырское письмо. Она писала о стремлении “к удобнейшему искоренению унии”, а не только о “споспешестве” 18тем немногим приходам, которые сами хотели ее отвергнуть. Екатерина учитывала возможность больших волнений и сопротивления и ожидала, что губернатор справится с этим. Привлекая земскую полицию, он должен был следить, “дабы всякий непорядок и беспокойство отвращены были и чтоб никто из помещиков, временных владельцев и чиновников духовных и мирских римского и униатского закона не осмелился делать ни малейшего в том препятствия, обращающимся в благочестие притеснения и обид. Всякое подобное покушение яко противу господствующей веры обращаемое и означающее преслушание воле нашей, долженствует быть принято за уголовное преступление суду, подлежащее и влекущее секвестр имения до окончания дела” 19.

Не так давно государыня выступала в защиту православных Речи Посполитой во имя идеалов веротерпимости. За это ее превозносил сам Вольтер. Теперь же она сама стала преследовать иноверцев. Чем это можно объяснить? В пастырской грамоте униаты названы “единоплеменным народом”, эти слова показывают, как государыня отождествляла этническое происхождение и конфессиональную принадлежность. Однако непосредственную причину следует искать не там. К 1794 году в ответ на Французскую революцию и подрыв королевской власти во французском стиле, произошедший в Польше, Екатерина отказалась от многих своих прежних идеалов. Указ о мерах по искоренению унии Екатерина издала во время восстания Костюшко. Вожди повстанцев искали поддержки среди крестьян-униатов. Гонения на униатскую церковь в таких обстоятельствах выглядели как реакция на бунт. Екатерина могла рассчитывать на верность православных священников в бывшей Речи Посполитой, но едва ли могла доверять униатам.