Сергей Плохий - Потерянное царство. Поход за имперским идеалом и сотворение русской нации [c 1470 года до наших дней]

Впервые в авторитетном издании русские, особенно “дореволюционные русские”, были представлены не как имперская нация эксплуататоров, а как нация крупных литературных и культурных деятелей. Это русские свершили Октябрьскую революцию, это они дали миру таких людей, как Ленин. Сталин – этнический грузин – теперь тоже записывался в русские. Русские теперь занимали место над другими народами Советского Союза, направляли их на пути к светлому коммунистическому будущему. И все, кто не соглашался с этим, теперь списывались со счетов как “любители словесных выкрутасов, мало смыслящие в ленинизме” 3.

Статья в “Правде”, в которой превозносилась главенствующая роль русского народа среди других народов Советского Союза и защищался русский национальный характер, появилась не случайно. В отношениях с Японией и Германией нарастало напряжение, усиливалась борьба Сталина с его противниками в руководстве партии. Но к тому, чтобы переоценить роль русского народа в имперской истории и в строительстве социализма после 1917 года, советский лидер начал готовиться гораздо раньше.

Наступление на национальные кадры на Украине, в Белоруссии и в других нерусских республиках, начавшееся в 1930 году с судебного процесса над предполагаемыми членами Союза освобождения Украины, положило конец прежней политике, при которой основной угрозой режиму считался русский великодержавный шовинизм. Для сравнения, аналогичное “академическое” дело 1930 года в России было нацелено в первую очередь против академика Сергея Платонова и русских историков старой школы, которых обвинили в монархизме и русском национализме. В деле было около ста подозреваемых – по сравнению с более чем четырьмя сотнями на Украине. Русским обвиняемым зачитали приговоры за закрытыми дверями, в тюремных камерах, а украинцам – публично, на суде, открытом для широкой общественности. Сигнал обществу от советской пропагандистской машины был громким и ясным: основную опасность для режима представлял нерусский национализм.

В 1930 году Сталин и его сторонники в Политбюро сделали первые шаги, чтобы остановить практику, ранее поощряемую режимом – изображать дореволюционную Россию исключительно в негативном свете. В декабре того же года возглавляемый Сталиным партийный секретариат издал постановление о трудах ведущего советского сатирика Демьяна Бедного, обвинившего русских крестьян, сопротивлявшихся коллективизации, в исконно русской лени и отсталости: “За последнее время в фельетонах т. Демьяна Бедного стали появляться фальшивые нотки, выразившиеся в огульном охаивании «России» и «русского»” 4. Авторы документа посчитали, что Демьян Бедный нападал не на крестьянство, никак не желавшее принимать коллективизацию, а на русский рабочий класс, “самый активный и самый революционный отряд мирового рабочего класса” 5. Постановление гласило: “Попытка огульно применить к нему [рабочему классу] эпитеты «лентяй», «любитель сидения на печке» не может не отдавать грубой фальшью” 6. Обвинения звучали и в личном письме Сталина, адресованном поэту: “… Это клевета на наш народ, развенчание СССР, развенчание пролетариата СССР, развенчание русского пролетариата” 7.

В январе 1934 года, на XVII съезде ВКП(б), Сталин произнес речь, в которой предельно ясно сформулировал, что партийная политика изменилась и теперь главная угроза для СССР – нерусский национализм: “Главную опасность представляет тот уклон, против которого перестали бороться и которому дали, таким образом, разрастись до государственной опасности” 8. Свой доклад он проиллюстрировал наглядным примером: “На Украине еще совсем недавно уклон к украинскому национализму не представлял главной опасности, но когда перестали с ним бороться и дали ему разрастись до того, что он сомкнулся с интервенционистами, этот уклон стал главной опасностью” 9. Одновременных ссылок на русский национализм не было. Решения, принятые Сталиным и ЦК в месяцы после съезда, показали, что вождь был готов реабилитировать некоторые элементы дореволюционного русского национализма.

В июле 1934 года ЦК ВКП(б) начинает подготовку серии мероприятий, посвященных столетию со дня смерти Александра Пушкина – поэта, которого государство за прошедшие десять лет почти не замечало. Большевистский режим, пришедший к власти в результате жестокого противостояния царской империи и известный нападками на имперское русское прошлое, теперь считал себя продолжателем культурных и государственно-созидательных традиций царизма. В июне 1934 года специальным постановлением ЦК ВКП(б) в советские школы вернули уроки истории, отмененные еще в 1920-х годах. За несколько месяцев до этого, на специальном заседании Политбюро, посвященном учебникам истории, Сталин принял решение ввести в учебную программу новый курс “Истории СССР”, в котором особое внимание уделялось исторической миссии России: “Русский народ в прошлом собирал другие народы, к такому же собирательству он приступил и сейчас” 10. Дореволюционная русская история снова оказалась в фаворе, как и концепция родины, игравшая важнейшую роль в формировании русского национализма.

Совместно с опубликованием решения о возобновлении уроков истории в газете “Правда” появилась статья “За родину”. В ней любовь к родине объявлялась одним из главных достоинств советского гражданина. Это реабилитированное понятие сочеталось с другой ключевой сталинской концепцией – изменой. “Тот, кто поднимет руку на родину, тот, кто изменит ей, должен быть уничтожен” 11, – грозила партийная газета. Эта позиция противоречила идеям Карла Маркса и Фридриха Энгельса, написавшим в “Манифесте коммунистической партии”, что “у рабочих нет отечества” 12. Статья в “Правде” объясняла отступление от марксистской догмы тем, что основоположники марксизма писали еще до победы русской революции, резко изменившей ситуацию и давшей отечество рабочему классу. Этот довод привел Сталин в 1931 году: “В прошлом у нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у нас, у народа, – у нас есть отечество и мы будем отстаивать его независимость” 13.

Сталин открыто раскритиковал и идеи Фридриха Энгельса. В статье “Внешняя политика русского царизма”, вышедшей в 1890 году, Энгельс назвал Российскую империю “главным оплотом, резервной позицией и вместе с тем резервной армией европейской реакции” 14. Многие высказывания Энгельса Сталин счел сомнительными. “Что царская власть в России была могучей твердыней общеевропейской (а также азиатской) реакции – в этом не может быть сомнения. Но чтобы она была последней твердыней этой реакции – в этом позволительно сомневаться” 15, – писал Сталин членам Политбюро. Сталин не только указал на “недостатки” статьи Энгельса, но и на ее “однобокость” – это было неслыханно по отношению к основоположнику марксизма в Советском Союзе. Сталин выступил против публикации статьи в “Большевике”, главном теоретическом журнале партии, поскольку ее могут воспринять как “руководящую” или “поучительную”. Доводы Сталина возымели действие, и статью не опубликовали.