Уилбур Смит - Полет сокола [litres]

– Ладно, приятель, так и быть, – вздохнул Зуга.

Ян Черут взял у Мэтью топор и горшок с горящими углями в плетенной из коры сетке.

– Разбейте лагерь, – велел сержант. – Сегодня к ужину будет мед.

Соль, мед и мясо – три величайших африканских лакомства. Зуга ощутил укол досады оттого, что тратит драгоценное оставшееся время на легкомысленную прогулку, но люди шли долго и сильно утомились, а мед поднимет им настроение.

Маленькая желто-коричневая птичка вилась над головой, издавая сухой треск, словно спички, пересыпающиеся в коробке. Порхая по деревьям и кустам, она то и дело садилась на ветку и проверяла, идут ли за ней люди.

Почти час она вела их вдоль сухого русла реки, потом повернула в сторону, пересекая скалистый кряж. За перевалом открывалась неприметная долина, поросшая густым лесом.

– Птица нас дразнит, – проворчал Черут. – Долго еще нам с ней танцевать?

Зуга устало перебросил ружье на другое плечо.

– Да уж, – буркнул он.

Долина впереди не обещала ничего хорошего – дно ее густо заросло слоновьей травой выше человеческого роста, с острыми как бритва краями. Внизу наверняка еще жарче, а высохшие семена травы со стреловидными крючками вопьются в кожу, угрожая нарывами.

– Мне уже не очень хочется меда, – сморщил нос Ян Черут, покосившись на майора.

– Вернемся, – согласился Зуга. – Пускай поищет других дураков. Лучше подстрелим на обратном пути жирную антилопу, мясо ничем не хуже меда.

Охотники развернулись и начали спускаться с гребня, но птичка метнулась назад и принялась совершать пируэты над их головами, умоляюще стрекоча.

– Лучше поищи своего дружка, медоеда, – бросил на ходу сержант.

Птица заметалась еще яростнее. Она назойливо трескотала и опускалась все ниже, пока не села на ветку на расстоянии вытянутой руки.

– Voetsak! – шикнул на нее сержант. Своим стрекотом птица-медоуказчик распугает всю дичь в округе. – Voetsak! – Он поднял камень и замахнулся. – Пошел вон! Пошел вон, klein Suiker bekkie!

Услышав последние слова, Зуга застыл на месте. На готтентотском голландском это означало «маленький сладкоежка».

Он перехватил руку сержанта. В ушах звучал странный вибрирующий голос умлимо: «Иди за маленьким искателем сладостей в кронах деревьев».

– Погоди, – сказал он, все еще размышляя. – Не бросай.

Выставлять себя на посмешище перед Черутом не хотелось, хотя… Зуга медлил, но в конце концов решился:

– Раз уж мы забрались в такую даль… – Он пожал плечами. – Птица так волнуется, значит мед недалеко.

– Часа два, не меньше, – проворчал готтентот, – а возвращаться будем все шесть.

Майор усмехнулся:

– Тебе полезно, а то станешь ленивым и толстым.

Ян Черут был тощим, как гончая, что весь сезон охотилась за кроликами, а за последние два дня прошел и пробежал добрую сотню миль. Он обиженно засопел, но Зуга безжалостно продолжал, с деланым сочувствием качая головой:

– Конечно, в старости человек не может ходить далеко и быстро, да и с женщинами не так ловко управляется.

Черут отбросил камень и бегом стал взбираться по склону. Птица, радостно стрекоча, вилась у него над головой.

Зуга пошел следом, посмеиваясь и над маленьким готтентотом, и над собственными глупыми фантазиями. «Впрочем, мед – это тоже неплохо», – утешал он себя.

Час спустя он с неохотой признал, что сержант был прав. Птица их обманула, и они потеряли весь остаток дня, однако сержант, обиженный насмешками, и слышать не хотел о возвращении.

Они пересекли долину, продираясь сквозь заросли слоновьей травы. Птица летела по прямой, не обращая внимания на звериные тропы. Колючие цепкие семена травы ливнем сыпались за шиворот: пот оживлял их не хуже первых дождей, и колючки, извиваясь, как живые, впивались в кожу.

Высокая трава закрывала обзор, и долина закончилась совершенно неожиданно. Среди высоких деревьев с густой листвой внезапно вырос гранитный утес, покрытый лианами и плотной стеной ползучих растений. Он был не очень высокий, всего футов в сорок, но совершенно отвесный. Охотники задрали головы.

Гнездо диких пчел оказалось на самом верху. Птичка торжествующе вилась над ним, выгибая шею и поглядывая сверху вниз блестящим, как бусинка, глазом.

Ниже гнезда на стене виднелись потеки расплавленного воска, почти скрытые длинным ползучим растением. Толстый стебель лианы карабкался по утесу, ветвясь, извиваясь и перекручиваясь, изящные листья имели холодный бледно-зеленый оттенок, нежные цветы напоминали васильки. Пчелы стремительно, как молнии, влетали в гнездо и вылетали из него, сверкая на солнце, как золотые пылинки.

– Ну, сержант, вот и твой улей, – вздохнул Зуга. – Не обманула птичка.

В душе его царило глубокое разочарование. Он всю дорогу убеждал себя не придавать значения болтовне умлимо, но где-то внутри вопреки здравому смыслу оставалась отчаянная надежда. В конце концов здравый смысл победил, и это было ужасно.

Зуга прислонил ружье к стволу дерева и устало опустился на землю. Ян Черут тем временем готовился грабить улей – вырезал прямоугольник из тонкой коры дерева мукуси и свернул в трубку, которую набил трухой со ствола мертвого дерева. Сержант раскачал горшок с углями, пока тлеющий мох и угольки не вспыхнули ярким пламенем, затем запалил с одной стороны содержимое трубки, подвесил на плечо топор и полез на отвесную стену утеса по переплетенным ветвям цветущей лианы.

В нескольких футах от гнезда над головой Черута яростно зажужжали первые пчелы-часовые. Готтентот поднес ко рту трубку, выпустил на атакующих насекомых струю голубоватого дыма и полез дальше. Зуга тем временем прилег под деревом, лениво прихлопывая буйволовых мух и перебирая пальцами траву. Он смотрел, как работает сержант, и терзался разочарованием.

Добравшись до улья, Ян Черут нашел отверстие в скале и аккуратно выпустил туда струю дыма, выкуривая пчел, которые тут же окружили незваного гостя сердитым облаком. Одна из защитниц гнезда, не поддавшись действию дыма, ринулась на обидчика и ужалила в шею. Сержант сердито выругался, однако не поддался искушению прихлопнуть насекомое или хотя бы вытащить застрявшее в коже зазубренное жало. Он спокойно и неторопливо окуривал пчел, вдувая в гнездо дым из трубки.

Через несколько минут, хорошенько обработав улей, он срезал завесу цветущих ветвей, прикрывавшую вход. Устроившись в развилке лианы, Черут обеими руками сжимал топор, вырубая жесткие стебли. На высоте в сорок футов над землей готтентот напоминал желтую обезьянку.

– Что за черт… – После дюжины ударов он остановился и вгляделся в обнажившуюся поверхность утеса. – Хозяин, тут поработал сам дьявол!

Его тон встревожил Зугу, майор вскочил на ноги: