Уилбур Смит - Полет сокола [litres]

Аппетит великана был на корабле постоянным объектом шуток. Робин не раз слышала, как за столом в офицерской кают-компании капитан поддразнивает его:

– Если бы не ваша снедь, господин помощник, в трюме хватило бы места еще для сотни черных пташек.

– Держу пари, ваше брюхо обходится дороже, чем целый гарем изысканных красоток.

– Боже милостивый, Типпу, то, что вы едите, еще месяц назад следовало похоронить по-христиански.

Одним из любимых лакомств великана был особенно вонючий паштет из копченой сельди, упакованный в жестянки весом по полфунта. Надпись на этикетке советовала «тонко намазать паштет на галету или поджаренный хлеб», но Типпу предпочитал уплетать его ложкой и поглощал всю банку в один присест. Блаженно прикрыв глаза и искривив широкий, лягушачий рот в блаженной улыбке, он размеренно работал ложкой, не давая себе ни малейшей передышки.

На четвертый вечер после отплытия из Рио-Саве он начал вскрывать за ужином очередную банку, но едва успел воткнуть в нее нож, как раздался громкий хлопок.

Капитан с тревогой поднял глаза от тарелки горохового супа:

– Банка вздулась, мистер Типпу. Я бы на вашем месте не стал это есть.

– Да, – усмехнулся помощник, – но вы не на моем месте.

Незадолго до полуночи доктора вызвали к больному. Великан корчился в судорогах, его живот вздулся и затвердел, как желтый агатовый валун. Его отчаянно рвало, пока из желудка не пошла одна желчь с примесью крови.

– Пищевое отравление, – заключила Робин. После памятной ночи на Рио-Саве она впервые заговорила с капитаном, и голос ее звучал холодно и официально. – У меня нет необходимых лекарств. Придется зайти в порт, где он сможет получить необходимое лечение. В Порт-Натале есть военный госпиталь.

– Доктор Баллантайн, – так же официально ответил Мунго, хотя в глазах его мелькали насмешливые искорки, приводившие ее в бешенство, – Типпу страусиной породы: он может переваривать камни, гвозди и осколки битого стекла. Ваша трогательная забота направлена не по адресу – завтра к полудню он снова будет готов драться, пороть матросов и пожирать целых быков.

– А я вам говорю, что без правильного лечения он через неделю умрет.

Однако прогноз Мунго оказался верным: к утру рвота и судороги утихли, утроба гиганта очистилась от отравленной рыбы, и Робин, стоя на коленях в своей каюте, воззвала к всевышнему:

– Прости меня, Господи, но в этой гнусной тюрьме сковано цепями восемьсот твоих детей, и потом, я же его не убью… с твоей помощью.

Поднявшись с колен, она накапала в склянку пятнадцать капель экстракта ипекакуаны, тройную дозу самого мощного рвотного средства из всех, известных медицине, и добавила мятной настойки, чтобы замаскировать вкус.

– Выпейте это, – велела она помощнику. – Лекарство снимет боль в животе и вылечит понос.

Ближе к концу дня она повторила дозу. Стюарду из кают-компании пришлось помочь доктору поднять голову больного и влить лекарство ему в рот.

Через час она послала за Сент-Джоном, но вернувшийся стюард лишь развел руками.

– Капитан приносит свои извинения – в данный момент управление кораблем требует его полного внимания.

Робин сама поднялась на палубу. Мунго Сент-Джон стоял у наветренного борта с секстантом в руке и ждал, когда сквозь разрыв в облаках покажется солнце.

– Типпу умирает.

– Хоть что-то интересное сегодня увижу, – усмехнулся Мунго, не отрывая глаз от окуляра.

– Теперь я точно знаю, что вы чудовище, не знающее человеческих чувств! – яростно прошипела Робин, и в этот миг на палубу упал долгожданный солнечный луч.

– Следи за хронометром! – крикнул Мунго старшине-сигнальщику. Он повернул прибор так, чтобы отражение солнца зеленым резиновым мячиком запрыгало на темной линии горизонта. – Отмечай! Отлично, – удовлетворенно пробормотал он.

Мунго просчитал высоту солнца и сообщил сигнальщику, чтобы тот занес данные на грифельную доску. Только после этого капитан повернулся к Робин:

– Думаю, вы преувеличиваете серьезность недомогания Типпу.

– Посмотрите сами.

– Это я и собираюсь сделать.

Пригнувшись, Мунго вошел в каюту помощника и замер. Насмешливая улыбка слетела с его лица.

– Как поживаешь, дружище? – тихо спросил он, положив руку на лоб больного, усеянный крупными каплями пота.

Робин впервые слышала, чтобы он так обращался к Типпу. Тот повернул к капитану голову, похожую на желтое пушечное ядро, и с усилием выдавил из себя жалкую улыбку. Робин почувствовала укол совести.

Великан попытался приподняться, но тут же с хриплым стоном схватился за живот и согнул колени от боли. Его тело сотряс новый приступ судорожной рвоты.

Мунго схватил ведро и подставил его, придерживая помощника за плечи, но Типпу исторг лишь небольшой сгусток крови и коричневой желчи. Тяжело дыша и обливаясь потом, он откинулся на койку, закатив глаза так, что виднелись одни белки.

Капитан долго стоял, заботливо склонившись над койкой и слегка покачиваясь в такт корабельной качке. Он нахмурился в тяжком раздумье, взгляд его стал отрешенным. Робин понимала, как нелегко ему принять решение. Помочь другу означало лишиться корабля, а возможно, и свободы: заходить в британский порт с рабами в трюме было чрезвычайно рискованно.

Как ни странно, сейчас, когда она увидела Мунго с другой, совсем непривычной стороны, симпатия к нему нахлынула с новой силой. Робин кляла себя за то, что играла на его самых глубоких чувствах, вдобавок мучая больного, растянувшегося на узкой койке.

Внезапно Мунго тихо выругался и, пригнув голову, выскочил из каюты.

Симпатия к нему тут же сменилась отвращением. Капитан – жестокий, безжалостный человек, для которого ничего не значит даже жизнь старого верного друга. Робин была глубоко разочарована: уловка не помогла, и Типпу пришлось переносить ужасные страдания без всякой пользы.

Доктор устало опустилась возле койки помощника, смочила салфетку в морской воде и протерла потный желтый лоб больного.

За время долгого плавания она научилась хорошо чувствовать состояние корабля, знала, как ведет себя «Гурон» при разном направлении ветра, и различала звуки, которыми откликался корпус судна на любые перемены погоды. Вот и сейчас – пол под ногами накренился, с палубы над головой донесся топот босых ног. Ветер задул с кормы, ход корабля стал легче, скрип корпуса и такелажа стих.

– Он взял курс на запад, – с облегчением выдохнула Робин, поднимая голову и прислушиваясь. – Сработало, мы идем в Порт-Наталь. Благодарю Тебя, Господи!

«Гурон» встал на якорь вдали от низкого берега, на линии глубины в тридцать саженей, за пределами естественной гавани Порт-Наталя, прикрытой огромным, похожим на спину кита утесом. Даже в мощную подзорную трубу наблюдатель не заметил бы ничего подозрительного. Однако за преимущества дальней стоянки приходилось расплачиваться, принимая в полную силу удары ветра и волн. Судно рвалось с якоря, терзаемое бортовой и килевой качкой.