Галина Зеленина - Изгои Средневековья. «Черные мифы» и реальность

Никто да не осмелится крестить их сыновей и дочерей против их воли, а если он крестит их после того, как они были насильно схвачены или захвачены тайно или обманным путем, он должен заплатить двенадцать фунтов золотом либо в королевскую, либо в епископскую сокровищницу. Если же, однако, кто-либо из них добровольно возжелает креститься, их надо выдержать в течение трех дней, чтобы полностью удостовериться в том, что они оставляют свой закон ради христианской веры, а не из-за какого-то вреда, им причиненного; и оставляя закон своих отцов, они должны отказаться от своего имущества.

Никто не должен забирать у евреев их рабов-язычников под предлогом христианской веры и крестить их; а если поступит так, уплатит баннум в размере трех фунтов серебра, по принуждению суда, а кроме того, возвратит раба его хозяину; раб же должен будет подчиняться распоряжениям своего хозяина во всем, за исключением соблюдения законов христианской веры, к чьим таинствам он приобщился. Им следует позволять нанимать христиан на работы за исключением праздников и воскресений; им не следует дозволять покупать раба-христианина.

Некоторые грамоты были чуть ли не точными копиями более ранних, иные существенно отличались, но в целом наблюдается содержательная преемственность между ними: от каролингских привилегий к привилеям великих князей литовских — через всю Европу и сквозь все Средневековье.

Император Генрих IV.

Фрагмент миниатюры из Евангелия св. Эммерама. 1105/1106

Но при всем этом континуитете в XII веке в королевском законодательстве о евреях произошло одно важное изменение: иудеи «под нашей защитой», как было в каролингских грамотах и даже в грамотах XI века, в документах следующего столетия превращаются в «наших иудеев», то есть как бы принадлежащих короне. Подобные формулировки, встречающиеся в королевских грамотах и законах разных европейских государств: «иудеи суть мои», «иудеи принадлежат нашему дворцу», «иудеи как будто наши собственные крепостные» и проч., — отражают сложившуюся в высокое Средневековье правовую доктрину еврейского рабства (servitus Iudaeorum). На самом деле, было несколько учений о еврейском рабстве: собственно еврейское представление о том, что после разрушения второго иерусалимского храма и Иерусалима, потери остатков государственности и рассеяния, евреи находятся в изгнании и рабстве — у других государств и народов; церковная доктрина, излагаемая многими отцами церкви и папами, рассматривавшими диаспору как божественное наказание для евреев, а их самих — как находящихся в вечном рабстве у нового «избранного народа» — христиан и их церкви. Королевская доктрины «еврейского рабства» возникла в противовес папской и указывала на то, что евреи — рабы дворца, а не курии. Правоведы германской империи для этих целей актуализировали легенду о продаже евреев в рабство Титом Веспасианом Флавием, поместив ее в крупнейшие правовые сборники — Саксонское и Швабское зерцала. Они позаимствовали ее из знаменитой агиографической антологии «Золотая легенда», собранной Иаковом Ворагинским, где этот сюжет возводится к Иосифу Флавию:

…Тит захватил Иерусалим и обратил город в руины. Он до основания разрушил храм и в наказание за то, что иудеи купили Христа за тридцать денариев, продал тридцать иудеев, каждого за денарий. Как рассказывает Иосиф, 97 тысяч человек были проданы в рабство…

Германские императоры считали себя преемниками римских, и, раз Тит обратил евреев в рабство, средневековые Фридрихи и Генрихи продолжали быть их хозяевами.

Источником доктрины еврейского рабства послужили уже существующие правовые концепции, например вассалитета (еврейская община как коллективный вассал сюзерена-монарха), крепостных ( сервов ) и особой защиты монарха для тех категорий подданных, которые не могут защитить себя сами: духовенства, вдов и сирот. Клирики, как и евреи, не носили оружия и потому нуждались в защите, но современники не преминули, конечно, уточнить, что безоружный безоружному рознь: «Священникам и монахам запрещается носить оружие в знак почета, евреям же — в знак унижения». Запрет на ношение оружия понизил статус евреев, отдалив их от свободных людей и приблизив к сервам. Особая защита королевской власти оплачивалась отдельными налогами и своеобразной имущественной общностью: выкупы за пострадавших или убитых евреев следовало уплачивать на треть в казну, казне же отходило имущество крестившихся евреев. Со временем баланс этой доктрины нарушился: защита и покровительство были минимизированы, а финансовая эксплуатация возросла. В Германии конца XIII–XIV столетий, в еврейской исторической памяти известных как «век мученичества», императоры вводили для евреев все новые налоги и жаловали общины своим вассалам как рудники, соляные копи и иные угодья, как ресурс для обогащения.

И в церковном, и в светском законодательстве — даже с учетом частого расхождения риторики с практикой — видно ухудшение отношения к евреям в позднее Средневековье, хотя и без нарушения основополагающих принципов — не умерщвлять ни физически, ни духовно, сохранять до второго пришествия, защищать неприкосновенность их личности и имущества и их право на отправление своего культа. Но ведь и раньше, начиная с XI века, случались такие явления, как погромы и наветы. Как же курс на защиту и покровительство вкупе с умеренной финансовой эксплуатацией сочетался с убийствами и насильственными обращениями? Если власть не санкционировала подобные эксцессы, то как она на них реагировала?

Стереотипные представления о жизни евреев в средневековой Европе зачастую не учитывают ни церковные и светские законы, о которых шла речь в предыдущих главах, ни обычную повседневную жизнь, протекавшую более или менее в соответствии с этими законами. Строятся же подобные представления на эксцессах — наветах, погромах, гонениях и изгнаниях, видя в них норму и дело рук властей. Папы и монашеские ордена предстают «злейшими врагами» евреев, а короли — «слепыми орудиями» в руках «фанатичного духовенства» или «алчными вымогателями». Дискриминация, финансовая эксплуатация и изгнания действительно существовали и проводились сверху, преимущественно уже в позднее Средневековье, когда временами теряли силу принцип защиты и покровительства за лояльность и плату и принцип равновесия («подобно тому как не должно позволять евреям выходить за пределы дозволенного им, так и в том, что было признано за ними, они не должны терпеть никакого ущемления»). Но наветы и погромы происходили либо спонтанно и по инициативе снизу, либо режиссировались местными властями. Верховная власть — и церковная, и светская — в подобных случаях евреев, как правило, защищала — не из гуманизма, скорее, а ради следования собственным законам, ради общественного спокойствия и предотвращения крупных беспорядков, в которые мог перерасти еврейский погром, и ради сохранения благосостояния, а значит, платежеспособности еврейской общины. Об этом свидетельствуют как документы — акты самой власти, осуждающие наветы и насилие и берущие евреев под защиту, так и написанные уже после событий нарративные источники, хроники — и еврейские, и христианские, — четко проводящие границу между «злодеями» и «милостивыми государями».