Бен Уилсон - Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации

Историю Лейквуда определила геополитика второй половины ХХ века. Рожденный экономическим бумом 1950-х и поддержанный высокими федеральными затратами на оборону во время холодной войны, после падения Берлинской стены он увидел резкое сокращение хлебных местечек в военной индустрии. После развала Советского Союза безработица накрыла практически весь Большой Лос-Анджелес, но по Лейквуду она ударила особенно остро. Городок познал славу в 1950-х, когда он стал иконической пригородной утопией. Он снова сделался знаменитостью в 1993-м, теперь уже как символ пригородной антиутопии; тут за многочисленные изнасилования и сексуальные преступления была арестована банда старшеклассников, известная как «Ватага Шпор». Неожиданно Лейквуд превратился в образ социального распада в пригородах – семейной дисфункции, одичавших тинейджеров и сексуального разбоя, – когда члены банды кочевали по страницам таблоидов и ТВ-шоу [511] Joan Didion, ‘Trouble in Lakewood’, New Yorker, 19/7/1993; Graham, pp. 263ff. .

Лейквуд отражает те «русские горки», по которым прокатилась Америка после Второй мировой, взлеты, падения, деиндустриализацию и увядающий пригородный энтузиазм. Урбанистическая топография Лос-Анджелеса подобна эволюционирующему организму, который адаптируется к внешним стимулам геополитики и глобализации. Можно также уподобить ее огромному пляжу, на котором волны приливов и отливов изменяют береговую линию, создавая лоскутное одеяло постоянно трансформирующихся сообществ. Сила этих могущественных приливов очевидна, когда рассматриваешь пригородный ландшафт. Последствия деиндустриализации, крушения Советского Союза и подъема Азии хорошо видно из окна автомобиля.

Комптон, шаблон афроамериканского гетто, увидел значительный рост популяции мексиканцев в 1980-х; они стали большинством в 1990-х. Если поехать дальше на север, в Хантингтон-Парк, то дорожные знаки окажутся на испанском, – отражение драматического сдвига, который этот пригород претерпел между 1975-м и 1985-м, когда район, населенный белыми представителями рабочего класса, на 97 % превратился в латиноамериканский. Многие переехавшие в Хантингтон-Парк ранее жили в barrios [512] Исп. barrio – городской район, квартал. восточного Лос-Анджелеса или даже в центре города. Они сочли, что быть владельцами или арендаторами пригородного дома выгоднее, а набор мелких предприятий, удовлетворяющих потребностям мексиканского сообщества, – великолепный пример предпринимательства.

Есть определенный шаблон: постоянный отток людей из находящегося в упадке пригорода в новые пригороды улучшает социально-экономическую обстановку и обеспечивает лучшие стандарты жизни на новом месте. Афроамериканцы уезжали из мест, подобных Комптону, туда, где видели лучшие возможности, например в Сан-Фернандо, Сан-Бернардино или Риверсайд. Их место поближе к центру занимали мигранты, прибывшие после 1960-х: люди из Мексики, Центральной и Южной Америки.

Все это стало возможным благодаря изменениям, которые затронули глобальную экономику. Лос-Анджелес стал экономическим центром азиатско-тихоокеанского региона, штаб-квартирой многочисленных финансовых корпораций. Традиционная промышленность ушла, зато пробудились сфера услуг и высокотехнологичная индустрия, а порты Лос-Анджелеса и Лонг-Бич стали воротами для импорта автомобилей, электроники и пластиковых деталей из Китая, Гонконга, Японии, Вьетнама, Южной Кореи и Тайваня. В условиях постиндустриальной экономики социальная структура города приняла форму песочных часов: много богатых людей вверху, не так много среднего класса и огромная низкооплачиваемая масса мигрантов, создающая основу.Новой экономике требовалась дешевая, неквалифицированная, лишенная защиты профсоюзов рабочая сила: садовники, уборщики, водители, нянечки и рабочие на фабриках одежды. По переписи 2010 года 47,7 % населения округа ЛА были испаноговорящими; белых не-испанского происхождения было всего 27,8 % [513] Edward Soja, Postmodern Geographics: the reassertion of space in critical theory (London, 1989), pp. 197ff; Edward W. Soja, Thirdspace: journeys to Los Angeles and other real and imagined places (Cambridge, MA, 1996); Mike Davies, City of Quartz: excavating the future in Los Angeles (NY, 1990); Roger Waldinger, ‘Not the Promised Land: Los Angeles and its immigrants, Pacific Historical Review, 68:2 (May 1999), 253–72; Michael Nevin Willard, ‘Nuestra Los Angeles’, American Quarterly, 56:3 (September 2004), 811. .

В изменениях, которые придали новую форму популяции Лос-Анджелеса, нет ничего особенно уникального. По всем Соединенным Штатам пригороды становились более диверсифицированными. К концу ХХ века самыми быстрорастущими группами в пригородах были латино, афроамериканцы и азиаты. Кроме того, около 50 % свежих мигрантов сразу поселялись в пригородах, не задерживаясь в центре города. Иными словами, пригороды становились более городскими по характеру, они отражали разнообразие глобализированного метрополиса.

Городской ландшафт формируется различными группами людей, которые занимают его, живут в нем и уезжают из него. В конце ХХ века этот постепенный процесс невероятным образом ускорился. Из Хантингтон-Парка на машине не так далеко до Монтерей-Парка в долине Сан-Габриэль. Это тихое место с низкой плотностью населения выглядит поселком, как многие американские пригороды; но эта банальность позволяет понять, как именно города подверглись стремительным изменениям. Монтерей-Парк – и большая часть Сан-Габриэль – представляет не только микрокосм современной урбанистической революции, но и глобализацию во всей красе.

Подобно многим пригородам, Монтерей-Парк был целиком белым в первые годы после войны. Однако на протяжении 1960-х доля белых упала с 85 до 50 %, латиноамериканцы составили 34 %, а азиаты – 15 %. Многие из новых жителей азиатского происхождения были разбогатевшими семьями, которые вырвались из традиционного городского окружения – Маленького Токио и Чайна-тауна, – чтобы получить лучшие стандарты жизни в пригороде. Следующие два десятилетия молодой риелтор Фредерик Хсие использовал скромное азиатское присутствие, чтобы продвигать этот пригород перспективным азиатским мигрантам в качестве «китайского Беверли-Хиллз» [514] Timothy Fong, The First Suburban Chinatown: the remaking of Monterey Park, California (Philadelphia, 1994); John Horton (ed.), The Politics of Diversity: immigration, resistance, and change in Monterey Park, California (Philadelphia, 1995); Leland T. Saito, Race and Politics: Asian Americans, Latinos, and whites in a Los Angeles suburb (Chicago, 1998), p. 23; Wei Li, ‘Building Ethnoburbia: the emergence and manifestation of the Chinese ethnoburb in Los Angeles’s San Gabriel Valley’, Journal of Asian American Studies , 2 (1999). .

Хсие увидел потенциал в Монтерей-Парк: расположенный близко к деловому центру Лос-Анджелеса, он стал доступен в эпоху, когда город переориентировался на азиатско-тихоокеанскую экономику. Хсие сравнивал пологие холмы долины Сан-Габриэль с Тайбэем, столицей Тайваня; он рекламировал пригород в азиатских газетах, делая адрес в Монтерей-Парке верным атрибутом успеха в Америке. Даже городской код района – 818 – помог ему, поскольку согласно китайской нумерологии восьмерка приносит богатство. И это сработало: в 1970-х и 1980-х десятки тысяч богатых и хорошо образованных мигрантов из Гонконга, Тайваня, Вьетнама и Китая приобрели тут жилье. К 1990 году он стал единственным городком в США, где было азиатское большинство, первым, как говорили некоторые, «пригородным Чайна-тауном» [515] Fong, passim; Saito, pp. 23ff. .