Исабель Альенде - Зорро. Рождение легенды

— Я слышал, в Новом Орлеане есть монастырь урсулинок. Сеньориты могут пожить там, пока мой отец…

— Лучше в могилу, чем к этим монашкам! Я никуда не поеду! — перебила Хулиана с неожиданной пылкостью.

Взгляды всех присутствующих обратились к ней. Девушка раскраснелась, ее лоб горел, ей было нестерпимо жарко в тяжелом парчовом платье. Выражение ее лица не оставляло никаких сомнений: она растерзает любого, кто попытается разлучить ее с ее пиратом. Диего открыл было рот, но не нашел что сказать. Эскапада Хулианы не оставила Жана Лафита равнодушным. Он старался не увлекаться девушкой, повторяя самому себе слова, которые часто говорил своему брату Пьеру: дело важнее удовольствий; однако Хулиана, судя по всему, чувствовала то же, что и он. Охватившее пирата чувство немало смущало его, ведь он привык считать себя здравомыслящим и холодным человеком. Он не был подвержен страстям и привык к обществу красивых женщин. Лафит предпочитал грациозных мулаток и квартеронок, готовых исполнить любой мужской каприз. Белые женщины казались ему слишком высокомерными и привередливыми, они часто падали в обморок, не умели танцевать и редко бывали пылкими в постели, потому что боялись испортить прическу. Однако эта юная испанка с кошачьими глазами была совсем другой. Не уступая по красоте самым пленительным креолкам Нового Орлеана, она тронула сердце пирата своей волнующей невинностью. Лафит удержал вздох сожаления и твердо решил не поддаваться бесплодным мечтам.

Остаток ужина гости просидели как на иголках. Разговор не клеился. Диего не спускал глаз с Хулианы, она не отрываясь смотрела на Лафита, а остальные внимательно изучали содержимое своих тарелок. В доме было невыносимо жарко, и после ужина корсар предложил выйти на террасу. Раб негритенок бережно обмахивал гостей опахалом из пальмовых листьев. Лафит взял гитару и стал петь хорошо поставленным приятным голосом, однако вскоре Диего заявил, что дамы устали и предпочли бы отправиться спать. Хулиана одарила его ледяным взглядом, но спорить не посмела.

Во всем доме никто не сомкнул глаз. Ночь, наполненная пением жаб и отдаленным звуком барабанов, тянулась невыносимо долго. Не в силах больше сдерживать себя, Хулиана поделилась своей тайной с Исабель и Нурией, по-каталански, чтобы не поняла приставленная к ним рабыня.

— Теперь я знаю, что такое любовь. Я выйду только за Жана Лафита, — сказала она.

— Пресвятая Дева, сохрани нас от такой напасти! — перекрестилась Нурия.

— Ты его пленница, а не невеста. Как ты собираешься уладить эту маленькую проблему? — поинтересовалась Исабель, слегка ревновавшая к сестре красавца корсара.

— Я готова на все, без него мне не жить, — ответила Хулиана с безумным блеском в глазах.

— Диего это не понравится.

— Да что там Диего! Отец, должно быть, переворачивается в могиле, но мне все равно! — воскликнула Хулиана.

Диего с тревогой наблюдал за переменами, происходившими с его возлюбленной. На второй день своего пленения она появилась пахнущая мылом, с распущенными волосами, в заимствованном у рабыни легком платье, которое подчеркивало ее совершенные формы. В таком виде девушка отправилась в столовую, где мадам Одиллия подала обильный полдник. Жан Лафит с нетерпением ждал появления Хулианы, и по блеску в его глазах стало ясно, что и он предпочитает такой наряд не подходящим для здешнего климата европейским платьям. Он вновь поцеловал девушке руку, но на этот раз удерживал ее немного дольше, чем в первый раз. Служанки подали фрукты со льдом, привезенным по реке с отдаленных горных склонов в специальных ящиках с опилками, — лишь настоящие богачи могли позволить себе такую роскошь. Хулиана, непривычно оживленная и разговорчивая, выпила два стакана прохладительного напитка и попробовала все, что было на столе, хотя обычно страдала отсутствием аппетита. Исабель и Диего с тяжелым сердцем наблюдали, как пират любезничает с девушкой. По долетавшим до них обрывкам разговора можно было заключить, что Хулиана осторожно испытывает арсенал женского кокетства, к которому прежде никогда не прибегала. Она как раз объясняла хозяину дома, жеманно улыбаясь и подмигивая, что им с сестрой не помешало бы немного больше комфорта. К примеру, арфа, пианино и ноты, а еще книги, предпочтительно романы и стихи, и, само собой, летние платья. Они потеряли все свое имущество. «Интересно, по чьей вине?» — произнесла она с лукавой гримаской. Кроме того, он должен разрешить им гулять по окрестностям и избавить от назойливых служанок. «И кстати, господин Лафит, должна заметить, что я против рабства, это бесчеловечно». Корсар ответил, что, гуляя по острову, они с сестрой могут повстречать публику, которая не умеет прилично вести себя в обществе благородных дам. А рабыни приставлены к ним не шпионить, а прислуживать и оберегать от москитов, мышей и гадюк, которые могут заползти в дом.

— Дайте мне метлу, и я справлюсь с ними сама, — заметила Хулиана с такой очаровательной улыбкой, какой Диего никогда раньше не видел.

— Что же касается всего остального, сеньорита, это можно купить на базаре. Когда кончится сиеста и немного спадет жара, мы все отправимся в Святилище.

— У нас нет денег, но вы, надеюсь, не откажетесь заплатить за нас, ведь мы попали сюда по вашей воле, — кокетливо произнесла девушка.

— Почту за честь, сеньорита.

— Зовите меня Хулианой.

Мадам Одиллия наблюдала за флиртующей парочкой с не меньшей тревогой, чем Исабель и Диего. Ее присутствие напомнило Жану о том, что он вступил на опасный путь и забыл о своем долге. Набравшись мужества, он решил раз и навсегда объясниться с Хулианой. Жестом подозвав красавицу в тюрбане, пират сказал ей что-то на ухо. Она вышла и через несколько минут вернулась с младенцем на руках.

— Мадам Одиллия — моя теща, а это мой сын Пьер, — объяснил побледневший Лафит.

Диего, не сдержавшись, вскрикнул от радости, а Хулиана от боли. Исабель вскочила, и мадам Одиллия поднесла к ней младенца. В отличие от обычных женщин, приходящих в восторг при виде малышей, Исабель не особенно любила детей, ей больше нравились собаки, однако этот младенец был вполне симпатичным. Он был курносый, с отцовскими глазами.

— Я не знала, что вы женаты, сеньор пират… — проговорила Хулиана.

— Корсар, — поправил Лафит.

— Пусть будет корсар. Мы могли бы повидать вашу жену?

— Боюсь, что нет. Я сам не видел ее вот уже две недели. Она нездорова и никого не принимает.

— Как ее зовут?

— Катрин Виллар.

— Прошу прощения, я очень устала… — прошептала Хулиана, готовая потерять сознание.

Диего помог девушке подняться и повел ее из комнаты, изо всех сил стараясь принять удрученный вид, хотя сердце его трепетало от радости. Какая неслыханная удача! Мало того что Лафит — старик целых тридцати пяти лет от роду, развратник, преступник, работорговец, контрабандист, так у него, оказывается, есть жена и ребенок — недостаток, на который даже Хулиана не сможет закрыть глаза. Господи! Благодарю тебя! О большем не приходилось и мечтать.