Алексей Шляхторов - Война Москвы и Твери. Правда о рождении России

У Калиты было три сына (Симеон, Иван, Андрей) и две дочери (Марья и Федосья). В завещании великий князь разделил свою отчину между тремя сыновьями. В год отцовской смерти Симеону было всего 25 лет. По характеру он мало напоминал сдержанного и осторожного Калиту. Симеон, скорее, походил на дядю Юрия Даниловича. Поэтому ему и дали прозвище Гордый. Если с трудом верится в правдивость рассказа о том, что Симеон заставил новгородских посадников и тысяцких вымаливать у него мир, ибо слишком силён и БОГАТ был Новгород, то имеются и другие известия, показывающие характер московского князя. Симеон Иванович с самого начала своего княжения держался властно. Зимой 1341 г. «.бысть велик съезд на Москве всем князем русским». Присутствовали: Константин Суздальский, Константин Ростовский, Василий Ярославский «и все князи с ними.». Здесь же был и митрополит Феогност. Он последовательно проводил политику отца и не только крепко держал в руках власть над своими собственными землями, но и распространял свое влияние на другие княжества Северо-Восточной Руси. Обстоятельства ему благоприятствовали. В Твери шли междоусобицы между членами княжеского дома. Симеон пользовался всяким случаем, чтобы вмешиваться в тверские дела. Зависимость Твери от Москвы в это время доказывается тем, что к Симеону должен был обратиться литовский великий князь Ольгерд с просьбой выдать за него замуж тверскую княжну Ульяну, жившую в Москве у своей сестры, великой княгини.Новый тверской князь Василий Михайлович женил своего сына на дочери Симеона Ивановича. Другие князья Северо-Восточной Руси еще менее имели возможность выступать против великого князя.

На печатях Симеона Гордого впервые читаем: «Печать князя великого Семенова всея Руси», тогда как отец его Иван Калита называл себя на печатях только великим князем. До этого титул «всея Руси» относился к русским митрополитам. Во времена Симеона Гордого закрепилось положение Москвы как церковной и светской столицы «всея Руси». Политика Симеона привела его к столкновению с литовскими князьями, также стремившимися получить преобладание в самых богатых русских землях, действовавшими планомерно и последовательно. После захвата Ржева и Брянска литовские владения сразу подошли непосредственно к московским пределам, сомкнувшись с границами Смоленского и Тверского княжеств. И если Смоленск ещё долго, до 1406 года, был на западе щитом Москвы, особенно в годы войны с Мамаем, то у Твери появился новый шанс (и желание) пободаться с нелюбимой Москвой. Постепенное присоединение русских земель к Литовскому великому княжеству ставило на очередь главный вопрос: о самостоятельном существовании Северо-Восточной Руси, тогда ещё раздробленной между отдельными княжествами. В середине XIV века литовские владения приблизились к московским рубежам, соседившим с землями по верховью Оки, где мелкие русские княжества быстро делались вассалами литовского великого князя. На литовском престоле в это время сидел замечательный полководец и политик Ольгерд Гедиминович. «Не токмо силою, – говорит о нем летописец, – елико умением воеваше». Уже в самом начале княжения Симеона Ольгерд с войском осаждал Можайск, сжег посады, но крепкого города не взял. С этого времени началась изнурительная «литовщина» – непрерывные военные столкновения на протяжении почти 40 лет. Все недовольные политикой московских князей в Северо-Восточной Руси обратили свои взоры в сторону Литвы; наоборот, враги Ольгерда искали помощи в Москве. В 1345 г. в Литве произошла «замятия велика», приведшая к большим изменениям во взаимоотношениях князей. Ольгерд вместе с братом Кейстутом внезапно захватили Вильно, где сидел их брат, великий князь Евнутий. Перескочив через стену, Евнутий в ужасе бежал из города босым в холмистую местность около литовской столицы и был схвачен там с обмороженными ногами. Освобожденный братьями из заключения, Евнутий поспешил бежать в Смоленск, а оттуда в Москву. Здесь состоялось торжественное крещение Евнутия вместе с его дружиной, до тех пор язычников, в христианскую веру. Отношения с Ольгердом окончательно определились как враждебные. Театр военных действий переместился в Новгородскую землю. Новгородцы нередко ссорились с великими князьями, но в случае опасности всегда искали помощи в Северо-Восточной Руси – и не ошибались. Великие князья неизменно оказывали им помощь и защиту, «боронили свою отчину» Великий Новгород от немцев и шведов. Оборона северо-западных рубежей от врагов русского народа была как бы наследственным делом в роде московских князей, их особой заслугой, о чем нередко забывают наши историки, рассуждая о достоинствах тверских князей, якобы более талантливых, чем их московские собратья. Что русские люди XIV–XV вв. могли думать об этом по-своему, видно из следующей краткой справки. Переславский князь Ярослав Всеволодович был героем многочисленных походов против немцев в Эстонию. Его сын Александр Невский победил шведов на Неве и немцев на Чудском озере (Ледовое побоище), его внук Дмитрий Александрович сражался с немцами в грозной Раковорской битве 1268 г. Его личный враг и брат Андрей Александрович во главе соединенных сил Северной Руси выбил шведов из Ландскроны. Праправнук Ярослава Юрий Данилович выбил шведов из устья Невы и заключил с ними Ореховецкий договор. А тверитяне всё оказывались в стороне. То опоздают, как под Ландскроной, то вообще внимания не обратят. То есть мы явно должны признать, что если первые московские князья («хитрые интриганы») помогали Новгороду, а значит, и Руси в целом в обороне Финского залива, то тверские – нет. Более того, храбрый и опытный Михаил Тверской явно отказывал северянам в помощи. И думается – воевали с ним и его ордынскими туменами явно от души, пока не сломили его силу и авторитет. В конце зимы Симеон приехал в Новгород и «. седе на столе своем правнук храбраго князя Александра». Он пробыл в Новгороде три недели. Через два года (1348) новгородцы искали в Москве помощи против армии шведского короля Магнуса, высадившегося в устье Невы и захватившего Орешек. Симеон двинулся к Новгороду, но вскоре повернул обратно. Медлительность великого князя вызвала нарекание новгородского летописца, но Симеон в данном случае не динамил северян, а был занят важным и общим делом: он возвратился в Москву, чтобы «.слышати слова царева и жалованья». Борьба с Литвой была неминуема, и отношение к ней золотоордынского хана («царя») представлялось фактором первостепенного значения. Новгородцы вскоре сами справились со шведами, взяли обратно Орешек и прислали в Москву пленных шведов. В этот раз без каких либо претензий. Они поняли, что князь московский влез в важную, но при этом нужную разборку с Литвой в Орде. Ту самую, когда хан разрешил спор между московским и литовским князьями в пользу Симеона. И не просто, а очень РАДИКАЛЬНО, выдав, как говорилось выше, литовских послов Москве. Ольгерд вынужден был отправить в Москву послов с дарами. В знак дружбы князья породнились – Ольгерд женился на Ульяне, снохе Симеона, а его брат Любарт – на двоюродной сестре великого князя. Но хотя эта схватка закончилась явной победой Руси – и на севере, против сильных и неугомонных шведов, и на западе, против Литвы, имевшей договорняки с поляками, что в глазах Джанибека – союзника Руси против католиков, также воевавшего с ними и ощущавшего усиление Запада, только раскрыло перед Тверью новые возможности, ибо Литве просто позарез стал необходим стабильный союзник против Москвы и Новгорода.