Карло Гинзбург - Судья и историк. Размышления на полях процесса Софри

Подоплека этой ремарки станет яснее, если мы примем во внимание ряд биографических подробностей. Роберт Мертон был сыном еврейских эмигрантов из Восточной Европы и носил фамилию Школьник. Будучи подростком, он начал карьеру фокусника-любителя и решил сменить фамилию на Мерлин в честь средневекового волшебника (Мертон – это второй вариант). Имя Роберт также было данью памяти великого фокусника, на сей раз существовавшего в действительности, – Робер-Гудена (чью фамилию взял себе в качестве псевдонима Гарри Гудини, настоящее имя которого – Эрик Вейс) 101. Эти анекдотические подробности вполне здесь уместны: Мертон мог смотреть на «самоисполняющееся пророчество, <���…> которое делает изначально ложное представление истинным» как на своеобразный магический трюк, который он стремился разоблачить. Можно вспомнить, что Гудини на последнем этапе своей карьеры получил известность как «охотник за мнимыми привидениями».

В конце статьи Мертон добавил ремарку, выделенную курсивом: « Самоисполняющееся пророчество, вследствие которого страхи становятся реальностью, действует только при отсутствии продуманного институционального контроля » 102.

Сегодня, в эпоху интернета, эти размышления звучат очень знакомо. Я постараюсь развить следствия из предложенного Мертоном понятия «самоисполняющееся пророчество», двигаясь в разных направлениях, оглядываясь назад и смотря вперед. Таким образом я надеюсь пролить несколько неожиданный свет на представление о фейковых новостях и на практику их использования.

7. Две великие книги по истории, написанные в XX в., были посвящены событиям, которые сегодня мы сочли бы недостоверными: «Короли-чудотворцы» Марка Блока (1924; английское название – «The Royal Touch», «Прикосновение короля») и «Великий страх 1789 г.» Жоржа Лефевра (1932; английское название – «The Great Fear of 1789»). В то время и Блок, и Лефевр преподавали в Страсбурге, городе, ставшем в конце Первой мировой войны символом французской победы 103.

В «Королях-чудотворцах» 104Блок анализировал, как гласил подзаголовок к книге, «представления о сверхъестественном характере королевской власти, распространенные преимущественно во Франции и Англии». Он подробно рассматривал свойство, которое приписывали законным королям в обеих странах, – исцелять мужчин и женщин, страдавших золотухой, болезнью, поражающей шейные железы. В качестве эпиграфа для своей книги Блок избрал одно высказывание из «Персидских писем» Монтескье – «ce roi est un grand magicien» («этот король великий волшебник»). Как объяснял Блок, слухи о сверхъестественной способности сознательно распространялись в Средние века как во Франции, так и в Англии для того, чтобы укрепить авторитет королевской власти. Последним французским королем, который прикасался к подданным, болевшим золотухой, был Карл X (в 1829 г.): эта деталь показывает, что множество людей в течение столетий считали магические способности королей подлинными.

Много лет назад я сформулировал мысль о связи между «Королями-чудотворцами» и опытом, полученным Блоком в то время, когда он в качестве солдата участвовал в Первой мировой войне, и описанным в его статье «Размышления о ложных слухах военного времени» («Réflexions sur les fausses nouvelles de la guerre», «Reflections on Fake War News», 1921). Блок интерпретировал магические способности королей исцелять людей, страдавших золотухой, как если бы они являлись колоссальными «fausses nouvelles», фейковыми новостями, сопоставимыми со стихийно возникавшими слухами, циркулировавшими затем в траншеях 105.

8. Проанализированная Блоком целительная способность, приписывавшаяся французским и английским монархам, была выдуманной; антикрестьянский заговор французских аристократов, находящийся в центре внимания Жоржа Лефевра в его «Великом страхе 1789 г.», – это не-событие ( non-event ). Предполагаемая месть за взятие Бастилии никогда не имела места, однако слухи о ней порождали в сельской местности панику, ставшую поводом к целой серии актов подлинного насилия. «Огромное движение, вызванное к жизни ложными слухами», – замечал историк Франко Вентури, подчеркивая стремление Блока и Лефевра в духе Вольтера открыть истину 106. Благодаря этой истории Лефевр изучил глубинные пласты крестьянского мировоззрения и определил, как крестьяне реагировали на волну паники в кризисный период на самом раннем этапе Великой французской революции. Можно вспомнить, что Мертон считал свою концепцию самоисполняющегося пророчества переработкой так называемой «теоремы Томаса» (сформулированной американским социологом Уильямом Томасом): «Если люди определяют ситуации как реальные, то они реальны в своих последствиях» 107. Впрочем, сделанное Мертоном допущение, что первоначальное пророчество является осознанной ложью, подразумевает одно серьезное отличие от «теоремы Томаса».

9. В работе, посвященной «Революционным массам» (1932) и тесно связанной с монографией о «великом страхе», Лефевр резко раскритиковал одну из самых влиятельных книг, когда-либо написанных о массах, – «Психологию народов и масс» («Psychologie des foules», «Psychology of Crowds») Гюстава Лебона. Впервые опубликованная в 1895 г. и созданная так никогда и не ставшим частью академического мира эрудитом, «Психология народов и масс» многажды переиздавалась и переводилась на разные языки вплоть до сего дня. Широко распространено мнение, что эта книга является одним из основополагающих текстов по коллективной психологии, и, несмотря на это, ее репутация, особенно во Франции, остается в высшей степени противоречивой 108. Без сомнения, «Психология народов и масс» антиреволюционна и написана расистом 109. Недавно труды Лебона оказались усвоены правой группой под названием «Друзья Гюстава Лебона», которая среди прочего переиздала его антисемитскую брошюру «Роль евреев в цивилизации» 110.

Главным слабым местом аргументации Лебона, согласно Лефевру, служит терминологическое и концептуальное смешение между понятиями «foules» («толпы») и «masses» («массы») 111. Фрагмент из самого начала «Психологии народов и масс» Лебона, кажется, иллюстрирует путаницу, отмеченную Лефевром. Лебон подчеркивал, что его целью являлось «вступление народных классов на арену политической жизни, т.е. в действительности их постепенное превращение в руководящие классы».

Затем он продолжал, внезапно изменив направление своих мыслей: «В настоящее время притязания толпы становятся все более и более определенными и доходят даже до готовности полностью разрушить общество в существующем нынче виде, с намерением вернуться назад к первобытному коммунизму, который служил обычным состоянием всех человеческих групп до прихода цивилизации» 112.

Переход Лебона от «народных классов» к «толпе» бросается в глаза. Идет ли речь о смешении понятий или Лебон имплицитно формулировал политическую стратегию, призванную противостоять «угрожающему нашествию социализма»? Использование будущего времени в столь торжественном утверждении, как «Наступающая эпоха будет поистине ЭРОЙ МАСС» 113, амбивалентно. Лебон далек от утверждения о неизбежности этой траектории, но предлагает подробную аргументацию, подспудно направленную на то, чтобы перевести его, как кажется, нейтральный, «научный» довод в совершенно иную плоскость 114. «Знание психологии толпы, – писал Лебон во введении к своей книге, – составляет в настоящее время последнее средство, имеющееся в руках государственного человека, – не для того, чтобы управлять массами, так как это уже невозможно, а для того, чтобы не давать им слишком много воли над собой» 115. Согласно Лебону, отличительными чертами толпы являются «импульсивность, раздражительность, неспособность обдумывать, отсутствие рассуждения и критики, преувеличенная чувствительность и т.п., которые почти всегда наблюдаются у существ, принадлежащих к низшим формам эволюции, как то: у женщин, дикарей и детей» 116. Толпа слаба, иррациональна, наполнена заразой, которую «надо причислить к разряду гипнотических явлений» 117.