Уильям Макговерн - Древние империи Центральной Азии. Скифы и гунны в мировой истории

Есть какая-то злая ирония в том, что Лю Бан (Цзи), которого спасло от поражения и смерти предательство жены Маодуня, отплатил ей тем, что послал ее мужу китайскую красавицу, способную стать ее соперницей в гареме гуннского правителя. Так или иначе, но этот дипломатический шаг имел большой успех, поскольку похоже, что влияние этой китайской дамы на несколько лет избавило Китай от серьезных проблем со стороны гуннов, хотя мелкие набеги и вторжения, безусловно, нередко имели место. Таким образом, династия Хань, а с ней и весь Китай были обязаны своим благополучием влиянию двух женщин: императрицы гуннов, любившей драгоценности, и китайской придворной дамы.

Прошло не так много времени, и настал момент, когда казалось, что еще одна женитьба может объединить китайскую и гуннскую империи в одно огромное государство. В 195 г. до н. э., всего через пять лет после поражения от гуннов, основатель династии Хань Лю Бан умер. После его смерти вся власть перешла под контроль его вдовы, императрицы Люй-хоу, которая в качестве регента и в своем собственном праве управляла империей почти пятнадцать лет (с 194 по 180 г. до н. э.) и, таким образом, стала первой в Китае знаменитой – или печально известной – женщиной-деспотом.

Желая воспользоваться ситуацией, правитель гуннов Маодунь послал китайской императрице письмо, где говорил, что одинок, и намекал, что был бы не против стать мужем этой доброй дамы, благодаря чему две империи стали бы одной, к всеобщей пользе заинтересованных сторон. «Железная леди» Китая была категорически против, но из дипломатических соображений не посмела ответить прямым отказом. Вместо этого она сочинила письмо, в котором благодарила Маодуня за проявленный к ней интерес, но сообщала, что ее возраст и физическое состояние делают ее недостойной его расположения: «Мне тяжело дышать, у меня выпадают волосы и зубы, походка стала шаткой, но у меня есть две императорские колесницы и две четверки лошадей, которые я посылаю вам, чтобы вы могли в них ездить».

Этот мягкий ответ, видимо, польстил гуннскому правителю, поскольку вместо того, чтобы разозлиться на отказ, он извинился за свое невежество в области этикета и в благодарность за императорские колесницы отправил к китайскому двору свои подарки. До тех пор, пока императрица Люй-хоу оставалась на троне, отношения между северной и южной империями оставались достаточно дружественными.

Создатель империи гуннов Маодунь умер в 174 г. до н. э. Преемником стал его сын Цзычжу, известный как Лаошан-шаньюй, или «Почтенный шаньюй». Для туранских империй нет ничего необычного в том, что они разваливались после смерти своих основателей, но Лаошан-шаньюю, правившему гуннами шестнадцать лет (174–161 гг. до н. э.), удалось сохранить империю в целости, а по меньшей мере некоторые из предпринятых им кампаний ничуть не уступали военным походам его отца.

Вскоре после воцарения Лаошан-шаньюя Вэнь-ди, преемник императрицы Люй-хоу, по-прежнему считал необходимым поддерживать хорошие отношения с гуннским двором, отправил еще одну знатную китаянку в качестве невесты для нового повелителя «северных варваров». За этой невестой дали богатое приданое в виде расшитых шелков и множества других драгоценных украшений. Можно лишь удивляться, что длительные контакты между китайцами и гуннами, в ходе которых они, безусловно, познакомились с китайским производством и искусством, не привели к тому, что «северные варвары», отказавшись от своей алтайской культуры, переняли китайскую цивилизацию. И несмотря на то, что гунны с большой готовностью брали себе китайских жен и наложниц и всегда стремились заполучить китайские предметы роскоши, они во всех важных аспектах упорно сохраняли свой древний образ жизни и свои обычаи.

Любопытно, что эту позицию поддерживали некоторые китайские перебежчики, проникавшие к гуннскому двору. До нас дошло замечательное послание, направленное одним китайским евнухом по имени Цзычжу. Этот человек против воли был вынужден сопровождать китайскую даму, которая должна была стать женой Лаошан-шаньюя. Прибыв ко двору гуннов, он быстро освоился со своей новой жизнью и стал одним из самых преданных советников императора гуннов. Фактически он стал лидером консервативной партии и постоянно подталкивал гуннов давать отпор пренебрежительному отношению со стороны китайских посланников. Он яростно оспаривал мнение, что китайская культура превосходит культуру гуннов.

Китайская хроника гласит, что когда шаньюй выказал большую любовь к китайским нарядам и еде, этот евнух-советник сказал следующее: «Население всей империи гуннов едва ли может сравниться с одним районом Китая, и все же гунны стали могущественной нацией во многом потому, что у них есть своя одежда и своя пища, и они не зависят от того, что делается в Китае. Так должен ли шаньюй заставлять сердца своих людей меняться так, чтобы они захотели китайской роскоши и полностью попали под влияние Китая. Если они оденутся в шелка, то изорвут свои одежды о кусты и шипы, когда будут скакать верхом, и это доказывает, что шелковые одежды хуже тех, что сделаны из шкур и считаются одеждой гуннов. Гунны не выказывают большой любви к китайской пище, и это доказывает, что китайская еда ничуть не лучше молочных продуктов, которыми питаются гунны».

Лаошан-шаньюй, видимо, последовал мудрому совету евнуха, потому что, как нам известно, в течение многих десятилетий после этого гунны оставались политически и экономически независимыми от китайцев.

Однако евнух-перебежчик не ограничился призывами к гуннам жить по-своему, он постоянно советовал им возобновить набеги на его родной Китай. В результате его влияния мир, который длился уже несколько лет, в конце концов был нарушен. В 166 г. до н. э. Лаошан-шаньюй во главе армии в 140 тысяч конных воинов прорвался через Великую Китайскую стену и вторгся в Северо-Западный Китай. Убив местного губернатора, он захватил огромное количество пленников и скота. Двигаясь дальше на юг, гунны оказались в нескольких милях от китайской столицы Чанъань (близ современного города Сиань), и им даже удалось сжечь один из императорских дворцов.

Чтобы отразить нападение, император Вэнь-ди вывел на поле армию из тысячи боевых колесниц, сотни тысяч пехотинцев и дополнительно 100 тысяч всадников. Желая обеспечить себе победу, Вэнь-ди сначала хотел лично командовать своей огромной армией, но императрица убедила его отказаться от этой идеи. Поставив во главе армии самых надежных военачальников, он приказал им любой ценой отбросить гуннов. Когда китайская армия стала приближаться, повелитель гуннов, следуя обычной для гуннов тактике, отступил на север за Великую Китайскую стену, но не бросил ни добычу, ни пленников.