Ричард Роуэн - Три тысячелетия секретных служб мира. Заказчики и исполнители тайных миссий и операций

Наконец, после переговоров, в которых угроза и страх имели не последнее значение, Лажу убедили, что самое лучшее для него — взять предлагаемый билет третьего класса до Южной Америки. Майор Анри, у которого на совести был крах Дрейфуса, травля Пикара и ряд подлогов для спасения изменника Эстерхази, не сумел найти предлога для ссылки Лажу в Кайенну. Но когда в конце 1897 года бывшего шпиона посадили в Антверпене на пароход, шедший в Сан-Пауло, в Бразилию, начальник французской разведки и его подчиненные были близки к цели.

Влияния, виновные в провокации великой мировой войны 1914–1918 годов, обуславливались дурной наследственностью и крайне дурным характером от рождения, как у некоторых преступников. В середине XIX столетия имперские стремления уцелевших Бонапартов и лагеря Бисмарка — Гогенцоллернов преследовали друг друга, попеременно добиваясь успехов с той или иной стороны. Когда пруссаки и их союзники одержали дерзкую победу, французы зализали раны, притихли и успокоились, чтобы медленно начать закипать от негодования и желания отомстить. А поскольку теперь нам предстоит узреть побежденную Германию, становится очевидным, что после Франко-прусской войны должна была начаться еще одна война. Начиная с XVII века французская армия неизменно выходила победительницей из всех сражений. После крушения Второй империи Бисмарк пытался изолировать Третью республику; и контрразвитие франко-русского союза послужило созданию железного кольца вокруг Германии. Но на деле события шли по определенному принципу, и все эти дипломатические стычки и нападки, вроде борьбы и шпионажа, являлись не столько причинами Первой мировой войны, сколько неотъемлемой составляющей периодического перемирия.

В конце концов экстраординарные политические изменения 1890–1910 годов привели Британию, Россию, Сербию, Италию, Румынию и, наконец, американскую армию на европейское поле битвы на стороне Франции — беспрецедентную в современной военной истории коалицию. Весь континент пресытился легендой о крестовом походе Германской империи. Несокрушимая военная машина кайзера фактически действовала по всему миру; и никто не сделал больше, чтобы насаждать это или вербовать будущих противников, чем сами германцы. Даже постштиберовская секретная служба Германии сохраняла свою роль универсального пугала наравне с регулярным бряцанием оружием.

А тем временем шпионы Франции, России и Англии оставались недооцененными. Расходы Парижа, огромные издержки Санкт-Петербурга заслуживали куда большего внимания, чем защитная репутация. И все же, как могли тайные шаги бесчисленных антигерманских шпионов заглушить безумную фанфаронаду Потсдама?

Не существует определенной даты или даже года, когда подражатели Штибера превзошли его германских преемников. Со времени смерти старого лиса Вильгельма уже намечался упадок Германии. В то время как Франция, после поражения в битве и смене правительства, сразу же вознамерилась расширить и усовершенствовать шпионскую систему Наполеона III, которая всегда была слишком большой, но постоянно нацеленной в ложных направлениях — на защиту бонапартизма, а не Франции. Возможно, именно в этот период военные атташе заслужили название «аккредитованных шпионов». Мы уже были свидетелями интриг и преступлений фон Шварцкоппена и Эстерхази, столь трагически отозвавшихся на судьбе Дрейфуса. Но при всей демонстрации военной силы Гогенцоллернов и бряцания оружием в Потсдаме, нельзя сказать, что германские атташе были главными преступниками. Возможно, ужасающая реакция на дело Дрейфуса обуздала рвение германских офицеров к шпионажу.

Русские атташе, однако, вызывали особое подозрение. Не составляло большого труда их раскрыть; проблема состояла в том, чтобы заставить их убраться вон. Полковник Занкевич, русский военный атташе в Вене, был популярен в обществе, но его изобличили в подкупах и шпионаже. Прямого повода к аресту полковника найти, однако, не удалось. Тогда на одном из придворных балов австрийский император Франц-Иосиф намеренно оскорбил его демонстративной неучтивостью. Занкевич понял это как намек, что он разоблачен, и в течение недели постарался, чтобы его отозвали.

Полковник Базаров, военный атташе царя в Берлине, в 1911 году подкупил столько чиновников в картографическом отделе германского военного министерства, что ему предложили под угрозой ареста покинуть Германию в течение шести часов. Но Базаров был достаточно дерзок, чтобы подчиниться, сетуя, что показания простого майора против него и его августейшего положения являются прямым оскорблением. Однако немецкие власти выпихнули его через границу. Его предшественник полковник Михельсон был удален таким же образом и по той же причине.

Военные атташе других европейских держав также были «аккредитованными шпионами». В 1906 году итальянец майор Дельмастро весьма скомпрометировал себя и вынужден был покинуть Вену. Прикомандированный к турецкой армии лорд Китченер — тогда еще майор — тайно чертил великолепные карты Сирии и Палестины, которые впоследствии принесли большую пользу в походах генерала Алленби. Британские офицеры, похоже, заразились штиберовской страстью к шпионажу. Троих из них — Тренча, Брандона и Бертрама Стюарта — поймали и осудили в Германии. Они просидели в тюрьме до тех пор, пока Вильгельм II не приказал освободить их в качестве милосердного жеста в день бракосочетания его дочери. Сэр Х.М. Хозиер и капитан Р.Н. Холл — отец британского начальника военно-морской разведки во время Второй мировой войны — с бесконечным терпением трудились над созданием разведывательных подразделений армии и флота Великобритании.

Разоблачение трех шпионов калибра Тренча, Брандона и Стюарта явилось ощутимым ударом по престижу британской разведывательной службы и крайне полезным для тевтонской пропаганды Der Tag. Но старания Хозиера и Холла не пропали даром, а преданность и изобретательность их преемников послужили выигрышем и защитой, которые они искали в тревожных ожиданиях неминуемой войны.

В испано-американской войне 1898 года восстание являлось как причиной, так и следствием. После таинственного взрыва на военном броненосце «Мэн» в порту Гаваны и других не менее загадочных провокаций американцы были готовы к войне. Общественное возмущение давно уже выплескивалось из-за репрессивных постановлений Вейлера, старого испанского генерал-губернатора — «Кровавого Вейлера» для читателей газет и кубинцев, которым пришлось ждать тридцать лет своего кубинца, Мачадо (президент Кубы в 1925–1933 годах, поклонник Муссолини, его называли «тропическим фашистом»), чтобы Вейлер сделался в их глазах едва ли не робким и милосердным в своей жестокости. Но гуманное влияние, как это ни обидно, никогда не способствовало вооруженному конфликту, тогда как испанцы почти смиренно желали избавить себя от американской атаки. Война началась по той простой причине, что никакие влиятельные интересы Вашингтона не выступали против нее. И, начавшись как крестовый поход с целью подавить зло, провоцирующее восстание у соседей, по иронии судьбы, она закончилась стрельбой американских добровольцев по повстанцам в другой части света.