Ричард Роуэн - Три тысячелетия секретных служб мира. Заказчики и исполнители тайных миссий и операций

Французы не пытаются отрицать ее успех в течение долгой и опасной деятельности. Они отдавали себе отчет, что из такого космополитического города, как Париж, выкурить всех шпионов слишком трудно, и заботились главным образом о том, чтобы держать их подальше от секретных материалов военной или политической важности.

Не желая отставать, французская разведка содержала на службе по меньшей мере одного шпиона, сумевшего обосноваться в штаб-квартире германской армии во время войны. Действуя в качестве комиссара полевой полиции, он зарекомендовал себя таким трудолюбивым и бдительным сотрудником, что неизменно переводился вместе со ставкой по мере ее перемещения из Шарлевиля в Стенэ, Крейцнах и Плесси.

По иронии судьбы, шпион Вегеле обязан был охранять верховное командование германской армии от покушений или слежки неприятельских, т. е. союзнических, агентов. Сейчас сложно оценить находящегося в таком положении разведчика и представить себе те хитроумные средства, с помощью которых он добился успеха. И при этом герр — или месье — Вегеле не мог позволить себе ни малейшего промаха. Он должен был действовать эффективнее самых талантливых из своих немецких коллег по полицейской службе. В личной жизни ему приходилось вести себя с величайшей осмотрительностью, выбирать друзей с большим разбором и в то же время не казаться странным или нелюдимым. Нужно было также обладать большой изобретательностью, чтобы благополучно лавировать между скалами и отмелями национальной и международной политики. С одной стороны, легко было запутаться в противоречивых германских влияниях, а с другой — излишний энтузиазм или даже повышенный интерес к французским делам мог его выдать.

В то же время он не осмеливался нацепить на себя дешевую маску фанатичного врага Франции ради своей секретной карьеры в Германии. Острые умы, вовлеченные в контрразведку, справедливо склонны не доверять фанатикам. Такой человек, как Вегеле, непременно привлек бы к себе пытливое внимание. Почему он ненавидит французов? Что они ему сделали? Обманула ли его француженка, или разорила французская фирма? Жил ли он когда-то во Франции или в одной из колоний, нарушил ли там законы и до сих пор в этом не сознался? Где-то на этом пути расследования можно было бы отыскать крошечную улику или след к шпионажу. Мастера шпионажа никогда не беспокоятся о крупных промахах, ведь история им подсказывает, что скорее небольшие просчеты, почти незаметные упущения ведут к разоблачению.

Об успехах шпиона Вегеле в германской ставке во время войны мало что известно, кроме того, что он заранее оповещал о большинстве крупных передвижений немцев как на Восточном, так и на Западном фронте. По всей вероятности, его достижения могут показаться непропорциональными тому огромному риску, которому он подвергался, и трудностям его работы. Опасности, связанные с передачей информации, были привычным препятствием; он мог лишь рассчитывать на свои каналы связи, которыми пользовался с помощью сложных уловок.

В мае 1918 года, когда Гинденбург, Людендорф и их помощники-специалисты из германского главного штаба готовили большое наступление против 6-й французской армии, Вегеле вовремя узнал о предстоящей операции и, как оказалось, не переоценил ее опасности. «27 мая предстоит крупная атака на Шмен-де-Дам» — таковым было отправленное им точное предостережение. Но 6-ю армию это не спасло, так как французская разведка доставила предупреждение в Шантильи с опозданием на десять дней.

В один пасмурный день в первую зиму войны английский почтовый цензор сидел за своим письменным столом, просматривая корреспонденцию и пакеты, адресованные в нейтральные страны, когда наткнулся на газету, посланную в Амстердам по адресу, занесенному в его последний «Список подозрительных лиц». После того как он тщательно исследовал газету и нигде не обнаружил сколь-нибудь заметных чернильных или карандашных пометок, похожих на шифр или код, он отложил ее в сторону, чтобы протестировать на тайнопись. В лаборатории выявилось наличие тайного сообщения. Химическими чернилами на полях газеты было написано несколько английских слов, сообщавших, что «С» отправился «на север» и что газету он «посылает из 201». На газете стоял почтовый штемпель Дептфорда.

Прямо сказать, не слишком много информации, однако ни один контрразведчик не подумал бы так, поскольку данный случай представляет собой прекрасный пример действий цензора в роли агента передовой контрразведки. Здесь указывалось место — Дептфорд, номер 201 и «С» на севере, что, вероятно, означало шпионаж за Гранд-Флитом или патрулирование Северного моря. Немедленно вызванный инспектор Скотленд-Ярда первым делом позвонил по телефону в дептфордскую полицию, желая выяснить, что означает цифра «201» и сколько улиц в городе могут иметь дом с таким большим номером.

— Только одна, — сообщили ему, — Хай-стрит.

Нагрянув в дом номер 201 на Хай-стрит, сыщики Скотленд-Ярда практически разрешили загадку. Город Дептфорд, в котором триста двадцать два года назад произошло роковое и загадочное ножевое ранение молодого поэта и секретного агента Кита Марлоу, теперь должен был стать ловушкой для двух немецких агентов, один из которых действительно представлял опасность.

В доме за номером 201 они обнаружили Петера Гана, «булочника и кондитера», натурализовавшегося в Англии немца. Тот упорно твердил, что никогда ничего не писал на полях газеты, безусловно, не отправлял ничего в Амстердам и не знает никакого «С». Но когда в его булочной произвели обыск, нашли старый башмак, в котором был запрятан пузырек невидимых чернил и особое перо для писания тайными чернилами. Так как булочник продолжал отпираться, его посадили в тюремную камеру в Лондоне.

Расследование, произведенное в Дептфорде, вскоре дало ответ на многие вопросы из тех, на которые упорно не желал отвечать Петер Ган. Соседи вспомнили, что к нему часто захаживал приятель — человек элегантной наружности, рослый, хорошо одетый, которого принимали за русского. Был внимательно проштудирован список всех лондонских «бординг-гаузов» — меблированных комнат с пансионом. Контрразведчики сосредоточили свои поиски на районе Блумсбери, где встревоженная хозяйка узнала по приметам своего жильца и сообщила, что фамилия его Мюллер, что он русский и недавно уехал по личному делу в Ньюкасл.

Ошибки быть не могло — «С» действительно находился на севере.

Детективы несли дежурство в порту Нортумберленда, когда Мюллер сел в поезд, и легко опознали его по описанию. Его взяли под стражу и отправили в Лондон. Там выяснилось, что он опытный секретный агент, хорошо разбиравшийся в морском деле. Разъезжая по Англии, он собирал всевозможные сведения, необходимые и полезные германскому морскому ведомству. А поскольку применявшийся им способ передачи сведений был тогда совершенно новым, шпион мог действовать еще долгие месяцы и оставаться в тени, если бы не бдительность почтового цензора. В обнаруженной цензором газете, как и в других сообщениях, отправленных Мюллером, использовался хитроумный код, изобретенный им самим. Он попросту помещал в провинциальных английских газетах объявления о сдаче комнат, о продаже вещей, о розыске книг, составленные по определенному плану, и отправлял эти газеты по различным «явочным» адресам в нейтральные страны.