Ричард Роуэн - Три тысячелетия секретных служб мира. Заказчики и исполнители тайных миссий и операций

Фошу было предложено 7200 франков на предварительные расходы, но это было только начало. Во время своей последней поездки в Эльзас книготорговец раздулся от наличной валюты, как страсбургский гусь, поскольку Уикхем, английский поверенный в Швейцарии, снабдил его 112 тысячами ливров для въезда в страну, где ассигнация в 1000 франков стоила ровно шесть пенсов.

Невозможно проследить все мошеннические предприятия, намерения и маневры Фоша в начале его двадцатилетней карьеры в качестве роялистского твердолобого политика и самого абсурдного и оптимистичного заговорщика столетия. Но в деле подкупа Пишегрю его ожидали не только весьма щедрые британские субсидии, но и до некоторой степени удачное начало. Его спекуляции в искусстве управления государственными делами и монархистские интриги явно процветали, и он щедро одаривал подарками голодных и измотанных республиканских вояк, за что они были ему благодарны. Не исключено, что он докучал и раздражал их главнокомандующего генерала и основную цель своего ходатайства. Шарль Нодье утверждает, что Пишегрю, не в силах больше выносить «твердое руководство и поддержку» Фоша на благом пути к Реставрации, проводив швейцарца вниз по лестнице, сказал своему адъютанту: «Когда сей джентльмен заявится сюда в следующий раз, вы сделаете мне большое одолжение, если его пристрелите». Но Директория начала угрожать тем же наказанием за совершенно другое преступление, когда 22 декабря 1796 года приказала арестовать Фоша, как шпиона «за беглыми и иностранными врагами Франции». Это наверняка нужно было воспринимать как своего рода славу. Однако откуда члены правительства в Париже узнали всю подноготную о секретном агенте Конде и головной боли Пишегрю? Все это им стало известно от Монгайра, поскольку Фоша он счел не в меру проницательным и вызывающим подозрение. Бессовестный граф, опасный человек, если его задеть даже мысленным недовольством, стал беспричинно злобным. Он обосновался в Базеле, чтобы посещать «главное заседание правления по переговорам», и выдал Фошу инструкции вести переписку через него. Но жизнерадостный книжный торговец был настолько уверен в своем собственном политическом предназначении и безграничном влиянии в лагере роялистов, что поспешил освободиться от тяжкого труда, возложенного на него Монгайром. Все фонды, к примеру, поступали от Уикхема непосредственно к Фош-Борелю, и Монгайр — «иногда вынужден был просить моих собственных агентов, тех, чье состояние я обеспечил, занять сумму в 20 луидоров» — стискивал зубы или затягивал ремень, пока подсчитывал, что длительная ревизия лояльности Пишегрю «должно быть, обошлась почти в 280 тысяч ливров, прошедших через руки Фоша».

При такой денежной провокации оставалось только одно, что могла потребовать честь такого человека, как Монгайр, — перейти на другую сторону. Обнаружив, что заговор, который он провоцировал, принес ему меньше профита, чем он ожидал, он покинул его — для виду прикинувшись, будто излечился от своей страсти к интригам, — но только до тех пор, пока не взялся пожинать плоды, ловко разоблачая все это дело.

Генерал Пишегрю был освобожден от командования и отправлен в Париж, что являлось первым зловещим признаком. Монгайр недавно побывал в Италии, поскольку «этот чертов парень пользовался исключительным иммунитетом». Его карманы раздувались от самых разных паспортов, он мог передвигаться по всей Европе в военное время так же свободно, как мы можем гулять по улицам Парижа. В Венеции он нагло представился Лаллеману, дипломату-ветерану, уполномоченному министру Французской Республики, главным образом, для того, чтобы заверить его в своем твердом намерении служить нации с не меньшим рвением, чем делу Бурбонов, «и не только ради интереса и амбиций, а потому, что желает, чтобы его имя ассоциировалось с славой его родной страны».

Опьяненный собственной ложью, Монгайр поспешил обратиться к д'Антрег де Лонэ, главному представителю законного претендента, Людовика XVIII, с настойчивостью предлагая свою знаменитую преданность Бурбонской монархии в распоряжение этого деятеля. И дабы доказать свои возможности и верность, он поторопился выложить д'Антрегу все детали заговора Пишегрю — «имена агентов, которым поручены переговоры, даты их прохождения, достигнутые результаты, и те, что еще ожидаются, — бесценная информация, которую д'Антрег, — который как никто другой хранил секреты эмигрировавшего двора и знати, — поспешил полностью записать под диктовку своего визитера».

Монгайр покинул Венецию и затем, осуществляя свой наихудший и оставленный на время, по причине своей дьявольской интуиции, проект по возобновлению войны против фондов британской секретной службы, запустил запутанный и сладострастный сюжет вокруг «подкупа» Бонапарта, того самого «„маленького оборванца“… о котором все говорили». Граф, будучи остановлен аванпостами Бонапарта, удалился в направлении Тироля, вернулся в Мюльхайм и продолжил шантажировать своего мнимого идола, принца Конде. Говорят, он уже был готов оставить политику и вернуться во Францию, когда решил, что было бы крайне опасно везти через кордон всю секретную корреспонденцию, посланную ему Конде. Тогда принц, возможно обрадованный тем, что негодяй наконец снял свою маску, согласился заплатить ему 12 тысяч франков за компрометирующие письма, и Монгайр поспешил убраться прочь, прихватив счет на 12 тысяч франков — а также те самые документы, которые он продал.

При данном стечении обстоятельств нашему верному Луи Фош-Борелю не случилось рисковать своей жизнью во Франции или при разборе дела Пишегрю, и поэтому он мог заняться преследованием. Монгайр остался должен ему 75 луидоров, возмещение которых само по себе являлось успехом для любого бережливого швейцарца; а также бумаги с разоблачением козней Фоша почти на каждой странице, которыми был набит портфель убегающего графа. Фош довольно легко справился с этой задачей, применив свои весьма выдающиеся способности. В Ньюшателе — в родном городе негодяя — он обнаружил Монгайра в отеле «Фокон», где произошла «ссора, жестокая потасовка, драка на кулаках», и добродетель, похоже, восторжествовала. Фош-Борель удалился с поля боя, унося с собой если не компрометирующие письма, то по крайней мере адрес «вдовы Серене» в Базеле, где их можно было найти. Там он получил их обратно и с гордостью отослал Людовику XVIII, видимо не подозревая, что Монгайр снял с них копии или извлек самые важные из них.

Тем временем Монгайр, несмотря на то что его имя входило в список объявленных вне закона аристократов, вернулся во Францию «без тени каких-либо затруднений» и теперь ожидал, когда его дьявольские маневры принесут ему компенсацию и отмщение. Ему не пришлось долго ждать. Спустя несколько дней — 16 мая 1797 года — армия Бонапарта захватила Венецию. Агент роялистов д'Антрег был арестован 21 мая и препровожден в штаб-квартиру корсиканца. При нем обнаружили подробный отчет, так пылко продиктованный ему Монгайром, о секретной службе Фош-Бореля и предательских переговорах Пишегрю. Бонапарт прямиком отправил эти сенсационные записи в Директорию, и если это вряд ли констатировало доказательство измены, то «обеспечивало смертельное оружие против Пишегрю», которого только что избрали президентом Совета пятисот.