Роберт Говард - Ястребы востока

В целом его облик являл собой варварство до того фантастическое, что Кормак невольно изумился, тогда как обычный человек на его месте ужаснулся бы. Очевидная дикость гиганта вкупе с экстравагантной пышностью его одежд, которая только усиливала пугающее впечатление от его внешности, выводила Скола Абдура за рамки бледной ординарности. Если бы так оделся обычный человек, это выглядело бы нелепо, но вождь разбойников в этих нарядах пугал еще пуще.

Однако когда Иаков склонился до самого пола в приветственном поклоне, он не был уверен, что Скол выглядит более внушительно, чем облаченный в броню франк с читающейся в его облике грозной силой, управляемой его тигриной натурой.

— Лорд Кормак Фицжоффри, о мой государь, — объявил Иаков, пока Кормак стоял, замерев, словно железная статуя, и не подумав хоть немного склонить свою львиную голову.

— Да, дурак, я вижу, — голос Скола был глубоким и звучным. — Пошел отсюда, пока я не отрезал тебе уши. И проследи, чтобы у этих глупцов внизу было вдоволь вина.

Судя по тому, с какой поспешностью Иаков подчинился приказу, угроза отрезать уши — не пустой звук. Затем глаза Кормака наткнулись на ужасающую и жалкую фигуру — это был раб, стоявший позади тахты Скола, и подливавший вино своему безжалостному господину. Несчастный трепетал всем телом, как раненая лошадь, и причина тому была очевидна — страшная зияющая глазница, из которой был беспощадно вырван глаз. Кровь все еще текла из раны, добавляя темных пятен на искривленное от боли лицо и пачкая шелковые одежды. Какой пышный наряд! Скол одевал своих несчастных рабов в одежды, которым позавидовали бы даже богатые купцы. И бедняга стоял, дрожа в агонии, не смея сдвинуться с места, хотя затуманенным болью взглядом оставшегося глаза он едва мог видеть драгоценный кубок, который поднял Скол, требуя его наполнить.

— Проходи и сядь на тахту рядом со мной, Кормак, — приветствовал Скол. — Я поговорю с тобой. Пес! Наполни кубок лорда франка и поспеши, пока я не вырвал тебе другой глаз.

— Сегодня я больше не пью, — проворчал Кормак, отталкивая кубок, который Скол протянул ему. — И отправь прочь этого раба. Он обольет тебя вином в своей слепоте.

С мгновение Скол пристально смотрел на Кормака, а затем, внезапно рассмеявшись, махнул мучимому болью рабу рукой в сторону двери. Человек поспешно вышел, поскуливая в агонии.

— Видишь, — сказал Скол, — я удовлетворил твой каприз. Но это было не обязательно. Я бы свернул ему шею после нашего разговора, чтобы он никому не смог его пересказать.

Кормак пожал плечами. Не стоило трудов объяснять Сколу, что он отослал этого раба из жалости, а не с намерением сохранить в тайне их разговор.

— Что ты думаешь о моем царстве — Баб-эль-Шайтане? — спросил Скол вдруг.

— Его будет трудно взять штурмом, — ответил норманн.

Скол дико засмеялся и осушил бокал.

— И сельджуки уже как-то в этом убедились, — икнул он. — Я же несколько лет назад обманом отнял его у турка, который им тогда владел. До турков здесь правили арабы, а до них — черт знает, кто. Он старый — фундамент его был заложен давным-давно Искандером Акбаром — Александром Великим. Потом столетия спустя пришли Руми — римляне, — которые расширили его. Парфяне, персы, курды, арабы, турки — все проливали кровь на этих стенах. Теперь он мой, и покуда я жив, моим он и останется! Я знаю его секреты — и этих секретов, — он бросил на франка хитрый и злой взгляд, полный зловещего смысла, — гораздо больше, чем считают люди, — даже те идиоты Надир Тус и ди Строцца, которые перерезали бы мне горло, если бы осмелились.

— Как же ты удерживаешь главенство над этими волками? — спросил Кормак без обиняков.

Скол расхохотался и выпил еще.

— У меня есть кое-что, что всем хотелось бы иметь. Они ненавидят друг друга, и я настраиваю их друг против друга. У меня — ключи ко всему. Они же недостаточно доверяют друг другу, чтобы пойти против меня. Я — Скол Абдур! Мужчины — лишь куклы, танцующие на веревках, я ими управляю. А женщины, — странный блеск появился в его глазах, — женщины — это пища для богов, — туманно добавил он.

— Многие мужчины служат мне, — продолжил Скол Абдур, — эмиры, генералы, вожди, ты сам видел. Что привело их сюда, в Баб-эль-Шайтан, на край мира? Честолюбие — интриги — женщины — зависть — ненависть — теперь они служат Мяснику. А что же привело сюда тебя, брат мой? То, что ты изгнанник, я знаю — твой народ лишил тебя права на жизнь, потому что ты убил одного эмира франков, некоего Конрада фон Гонлера. Но люди едут в Баб-эль-Шайтан, только когда умирает последняя надежда. Баб-эль-Шайтан — это край мира.

— Ну, — проворчал Кормак, — человек не может грабить караваны в одиночку. Мой друг сэр Руперт де Виль, Сенешаль Антиохии, попал в плен к Али Бахадуру, турецкому вождю, и турок отказывается обменять его на предложенное золото. Ты со своими людьми ездишь далеко и грабишь караваны, которые перевозят сокровища Хинда и Катая. С твоей помощью я сумею раздобыть сокровище столь редкое, что турок согласится принять его в качестве выкупа. Если же нет, то на свою долю награбленного я смогу нанять достаточно храбрых негодяев, чтобы выручить сэра Руперта.

Скол пожал плечами.

— Франки все сумасшедшие, — сказал он, — но независимо от причины я рад, что ты приехал сюда. Я слышал, что ты верен своему господину, и мне нужен такой человек, как ты. Нынче я не доверяю никому, кроме Абдуллы, чернокожего немого, который охраняет мою комнату.

Кормаку было очевидно, что Скол очень быстро пьянел. Вдруг он дико засмеялся.

— Ты спрашивал, что держит моих волков в узде? Любой из них мечтает перерезать мне глотку. Но — гляди, как я тебе доверяю — я покажу тебе, почему они не делают этого!

Он сунул руку за пояс и вытащил огромный драгоценный камень, который искрился в его большой ладони, словно маленькое озерцо крови. Даже Кормак прищурил свои глаза от его блеска.

— Дьявол! — пробормотал он. — Это же не что иное, как рубин, именуемый…

— Кровь Валтасара! — воскликнул Скол Абдур. — Да, это тот самый камень, который Кир Персидский вырвал из вспоротой мечом груди великого царя той кровавой ночью, когда Вавилон пал! Это самый древний и дорогой драгоценный камень в мире. Его не купишь даже за десять тысяч полновесных золотых монет.

— Слушай, франк, — Скол снова осушил бокал. — Я расскажу тебе легенду о Крови Валтасара. Видишь, какая странная у него огранка?

Он поднял его, и свет вспыхнул красными лучами на его многочисленных гранях. Кормак озадаченно покачал головой.

Огранка и в самом деле была диковинной, подобной он никогда не встречал ни на востоке, ни на западе. Замысел древнего резчика казался совершенно неведомым, далеким современному гранильному искусству. Отличие было существенным, но в чем именно оно заключалось, Кормак не мог определить.