Рина Оре - Гибель Лодэтского Дьявола. Первый том

Понимая, что не убедил Маргариту, брат Амадей продолжил:

– Я постараюсь объяснить тебе суть. Как ты знаешь, душа соткана из стихии Воздуха, плоть – из стихии Земли. Вода – соединяет эти две стихии, а Огонь разъединяет. Демоны созданы из стихии Огня. Они могут получить власть над душой, заставить ее служить себе, но заменить человеческую душу они не в состоянии, потому что бездушная человеческая плоть погубит их самих – погасит без воздуха, как земля гасит огонь. Только низшие нечистые твари, состоящие из стихии Воды, могут вселиться в человеческую плоть, когда душу вырвали прежде срока в юном или младом возрасте. Однако такие существа не обладают могуществом демонов. Они тоже губительны для окружающих их людей и их душ, но в сравнении с вредом от демона – это комариные укусы. Возможно, лодэтский герцог одержим, но даже если это так – он человек, и если в рассудке, то ему еще можно помочь. Про зубы… не знаю. Марлена могла перепутать или ей показалось… Не уверен, что такие зубы указывают на колдовство… Но я никогда не занимался гонением демонов и не обладаю должными знаниями. Брат Фанж, когда был священником, он как раз занимался тем, что изгонял демонов, освобождал от созданий Ада человеческие души и тела… пока сам не сошел с ума… Есть вероятность, – вздохнул брат Амадей, – что он не смог победить сильного демона и тот завладел им самим, – поэтому мой бывший наставник и стал таким, каким ты его узнала. Еще брат Фанж полагал, что у нас достаточно сил, чтобы самим изгнать нечистое существо или даже победить его силой любви… В том числе любовью к своему демону, – широко улыбнулся брат Амадей, махнул рукой и открыл врата храма. – Уверен, брат Фанж уже тогда начинал терять разум.

________________

В Меридее каждый цветок имел истолкование, а букет рассказывал целую историю. Раз розы символизировали любовь, тайну и молчание, то мужчины преподносили их дамам, чтобы без слов признаться в чувствах: алые розы означали пылкую страсть, темно-багряные – любовные муки, белые – преклонение и непорочность помыслов, розовые – приязнь, бледные – нежность. Желтые розы воплощали благую любовь, отраду и все самые светлые чувства. Их дарили в благодарность за свое счастье или в знак примирения.

Сойдя с крыльца храма к рынку, Маргарита посмотрела на роскошную розу в своей руке, желтую, будто солнце. Она внезапно решила, что пойдет к зеленому дому и подарит розу тетке Клементине: ничего не будет ей говорить, вручит подарок – и всё, после чего обнимет Синоли, Филиппа, Беати и, конечно, любимого дядюшку Жоля.

Ставни съестной лавки, как и дверь, оказались закрытыми. Удивляясь и пожимая плечами, Маргарита постучала кольцом с молоточком в парадную дверь зеленого дома. Вскоре на пороге перед Маргаритой появилась ее тетка в коричневом платье да знакомом чепце с тремя рядами оборок. Блестящие, темные глаза Клементины Ботно не обрадовались незваному визиту и вопрошающе уставились на гостью; на ее тощем лице тревога за пару мгновений сменилась торжеством собственной правоты. Сжатый, широкий как у Оливи рот говорил: «Я знала, что от тебя так просто не избавиться и ты еще не раз оботрешь мне порог!»

– Здравствуй, тетя, – ласково сказала Маргарита.

– Никого в дому нету! – резко ответила та. – Твой брат с женою у кузнеца теперь себе живает. И младшой щас там. Дядя твой непонятно где и с кем. И ты давай поди с крыльцу моего дому! Я тебя больше́е знать не знаю! Сына моего из-за тебя чуть не убили! Иль забыла?! Поди прочь! Ночёвывай хоть на улице, но в свой дом я тебя больше́е не пущу!

– Я лишь розу пришла тебе задарить, – в боли от новой обиды расстроено ответила Маргарита. – Вот, – протянула она цветок.

Клементина Ботно смерила племянницу презрительным взглядом, как подлизу и лгунью, а вместо прощания громко захлопнула перед ней дверь.

Маргарита отправилась в замок. Дом своего брата-кузнеца она не желала посещать, даже чтобы проведать родных: не могла видеть счастливых Нинно и Ульви, особенно после встречи с теткой.

________________

Когда Маргарита вернулась в дом Шотно, ее продолжало лихорадить от гнева. Всю дорогу она ругалась с теткой, хоть той не было рядом, и подбирала слова поострее, чтобы уязвить Клементину Ботно. Даже напоминание о том, что идет восьмида Кротости не охлаждало ее разума. Марлена, увидев состояние сестры, решила, что та расстроилась из-за разговора с братом Амадеем.

– Так бывает, – попробовала утешить ее Марлена. – В первых беседах с братом Амадеем и такое случается… или на второй раз, а то и на третий… Ничего мне не рассказывай. Думаю, сейчас ты не имеешь желания увидеть его вновь, но, поверь мне, скоро ноги сами понесут тебя в храм Благодарения. А сейчас лучше отдохни наверху перед обедом и успокойся.

Маргарита поселила розу на прикроватном стуле – бессонно затихнув в постели, девушка любовалась красотой цветка. Гнев понемногу сходил на нет, но обида оставалась. В кой-то момент ей подумалось, что желтая пышная чаша, покрывшая ободок глиняного бокала, напоминает тюрбан – затейливый тюрбан Альдриана Лиисемского, модника, на которого никто не посмеет вылить нечистоты…

«Куда мне до нарядов, не получается у меня не оскоробляться, – думала Маргарита. – Я просто не могуся, и всё! И не смогуся… Простите, брат Амадей, не удается гуливать в чистом платье. Мне по-привычному в старом и грязном».

И тут же в ее голове раздался голос праведника: «Кстати, сегодня ты стала лучше, ведь научилась размножать розы…»

– Старое платье-мешок я сорву на тряпки, – сказала она вслух. – И лавандовое тоже носить перестану. Ульви задарю – оно ее очень красит… А то мне совестно, что я ее лицо видала, когда нож в руку Аразака втыкнула. Зато как метко получилося… Но это даже хужее… Я заработала в кухне тридцать девять регнов и три четвертака… На стекло для зеркальца всё равно не хватает, а на зеленое или голубое полотно для нового наряду как раз…

Но пока нового убранства у нее не было, и к двум часам, чтобы помочь Марлене в огороде, Маргарита спустилась вниз в бледно-лавандовом платье и белом платке. Не прошло триады часа, как девушки услышали голос градоначальника, раздававшийся от парадного входа.

– Сегодня же день юпитера, – сказала Марлена Маргарите. – По этим дням Огю и господин Совиннак всегда встречаются для шахматной битвы. Должно быть, и сейчас он пришел пригласить Огю.

Но оказалось, что градоначальник пришел не только по этому поводу.

– Я на пару минут, – проходя в гостиную, сообщил он. – Огю жду, как всегда, у себя вечером.

Маргарита с удовлетворением отметила бежевый плащ за его спиной.

– Госпожа Шотно, – обратился Ортлиб Совиннак к Марлене. – Если вас не затруднит, то я бы не отказался от бокала сладкой воды с желтым вином, мятой и перцем. Не смог на такой жаре отказать себе в удовольствии испить столь чудесного напитка и пройти мимо вашего дома.