Марк Рабинович - Чудотворцы

– Я слышал как ты рассказывал истории моим сыновьям – продолжил Симон – Ты уже хорошо говоришь на нашем языке.

Язык евреев – иврит – действительно давался ему легко. Там часто встречались слова, заимствованные из арамейского и греческого, которыми он владел в совершенстве, да и сам иврит походил на диалект арамейского.

– Вчера ты рассказывал ему про страну Мицраим – продолжил маккавей и, глядя на удивленное лицо Публия, пояснил – Ее обитатели называют ее Та-Кемт, и ты там жил.

– Да, господин – согласился Публий, сообразив, что речь идет о Египте.

– Ты рассказывал, как река Нил разливается летом, в самую жару. А еще ты сказал ему, что это чудо, которое невозможно объяснить.

– Да, я это говорил.

– Не говори так больше.

– Но, почему? – вырвалось у Публия.

Симон уставился на него своим непроницаемым взглядом и некоторое время молчал. Публий решил было, что совершил сейчас большую оплошность. Рабу не следует так разговаривать с господином, и уж точно ему не следует задавать вопросы, не относящиеся к его обязанностям. Впрочем, ему было все равно. Интересно, какое наказание положено у иудеев за дерзость? Наконец, Симон заговорил.

– Настоящее чудо действительно объяснить невозможно – сказал он очень странно глядя на Публия – Но такие чудеса редки, очень редки. А все остальное лишь кажется нам чудом в силу нашего невежества.

– Но ведь настоящие чудеса бывают? – настаивал Публий напрочь забыв о том, кто он и кто перед ним.

– Бывают…

– А ты? Ты видел хотя бы одно?

– Видел… Рождение моего первенца. Несомненно, это было чудо!

Симон смотрел куда-то мимо него, наверное вспоминая рождение сына. Этот разговор был интересен, захватывал, а самое главное – уводил мысли от того, о чем думать уже не хотелось. Потом маккавей ушел, а Публий закончил свою работу – выправил нож. Жить по прежнему не хотелось, но и умирать уже тоже не хотелось. На следующий день Симон еще не уехал. Увидев его во дворе, Публий подошел и решительно спросил:

– Господин, ты знаешь, почему Нил разливается летом?

– Знаю – усмехнулся тот.

– Расскажи мне, господин – осторожно попросил Публий.

Симон задумался на минуту и сказал:

– На закате я уеду. Ты поедешь со мной. В пути мы будет разговаривать.

– Да, господин.

Что-то происходило, но что именно, он не понимал, и просто радовался переменам. А еще ему хотелось уехать подальше от холодных карих глаз, в которых не отражается луна.

– Вот еще что… – продолжил Симон – Мне надоело, что ты называешь меня господином. Отныне, будешь звать меня по имени.

Это прозвучало как каприз, как прихоть хозяина, но Публий почувствовал, что нечто изменилось в их отношениях, вот только никак не мог взять в толк ни что именно, ни почему. Он давно подозревал, что загадочный маккавей умеет читать мысли, поэтому не удивился, когда тот бросил на лету, уже уходя:

– Ты начал задавать вопросы…

Перед закатом они тронулись в путь. Публию дали мула, напомнившего ему неудачный поход на Хакру, а Симон, севший на другого мула, вел в поводу настоящего боевого коня, нагруженного секирой и щитом. На поясе у Симона висел короткий меч, похожий на те, которые маккавеи прятали под полами одежды во время бунта, а может быть и тот самый. Публию меча не дали, зато он получил дротик и длинный лук со стрелами.

– Мы будем охотиться? – спросил он, показав на свой лук.

– Нет – поморщился Симон – Охотиться мы не будем. Евреи не охотятся.

Как не охотятся? Этот странный народ задавал Публию все больше и больше загадок. Но, действительно, им дали в дорогу мешочек сухарей, немного муки и вяленую рыбу, маслины и сушеные фрукты. Их разговор начался на первом же привале. Вначале они развели костер и испекли на камне лепешки из взятой с собой муки. Лепешки пахли дымом и подгорели с одной стороны, но путешественники проголодались и быстро расправились с ними и горстью фиников.

– … Ты спрашивал про разлив Нила – Симон, казалось, продолжал недавно начатый разговор – Все дело в его длине, а она очень велика. В конце зимы идут обильные дожди на юге, очень далеко за великой пустыней, в необъятных лесах. Множество рек несет эти воды на север, иногда быстро, а иногда и медленно, многие месяцы. Реки эти сливаются и объединяются, пока не сольются в великий Нил. Более трех месяцев течет вода от тех далеких дождливых лесов до засушливой египетской пустыни и попадает туда как раз в самый сухой месяц. Вот и все чудо и это чудо природы. А ведь бывают и рукотворные чудеса…

– Рукотворные?

– Ты видел Фаросский маяк?

– Да, господин.

– Симон… Меня зовут Симон, забыл?

– Да, Симон, я его видел и изумлялся.

– Жаль, что я не видел. Скажи, разве это не чудо?

– Но ведь это дело рук человеческих…

– А теперь, представь себе, что ты дикий варвар… Например – иудей.

Симон весело засмеялся и хитро взглянул на Публия. От смеха его лицо покрылось мелкими морщинками и на мгновение перестало быть загадочным. Публий послушно закрыл глаза и представил себя евреем. Вот он стоит на молу Александрии, одетый в варварские штаны, на голове тюрбаном намотана повязка, и эта повязка грозится сейчас упасть, потому что его лицо задрано вверх в невероятном изумлении.

– Пожалуй, варвар сочтет это чудом.

– Жаль, что я не видел – повторил Симон – Наверное – действительно чудо. Оказывается, чудеса бывают и рукотворными. А те, кто их создает – чудотворцы. Между прочим одного такого я знаю.

– Кто это?

– Это мой брат, Иуда Маккаби, Еврейский Молот. Знаешь ли ты, сколько войска было у Никанора?

– Думаю, тысяч двадцать-тридцать или немного больше. Птоломей обещал собрать сорокатысячное войско, но многих он отдал Горгию, а некоторые вспомогательные отряды так и не пришли.

– А сколько было у Иуды, как ты думаешь?

– Лазутчики Горгия говорили о десяти тысячах.

– На самом деле нас было меньше шести тысяч. Еще в начале похода Иуда отпустил по домам, а попросту – прогнал, всех тех кто мог ослабить его войско: колеблющихся, молодоженов, больных. Ему не нужно было большое войско, ему нужна была армия сильная духом. Как ты думаешь, его победа была чудом? Не торопись с ответом.

Публий вспомнил копья выползающие из тумана, темный ряд иудейского войска, завывания труб, грохот упавших щитов, и задумался. Он взглянул на Симона и увидел, что тот с нетерпением ждет его, Публия, ответа, как будто от этого ответа зависело нечто важное. Тогда он осторожно начал:

– Я думаю, нам это должно было показаться чудом – и подумав, добавил – И, возможно, не только нам. Это что, так и было задумано?

Симон улыбнулся и не ответил. На следующий день их путь продолжился, и это неспешное путешествие длилось целую неделю. Иногда Публий начинал думать, что Симон нарочно удлиняет путь, чтобы дать ему возможность задать свои вопросы. И он это вопросы задавал. Однажды он спросил: