Михаил Алексеев - 22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка

14 ноября Ф. Гальдер записал в дневнике: «О ходе переговоров с Молотовым [242]. Никакого взаимосвязывающего соглашения не будет. Фюрер не проявляет недовольства. Вопрос о Тройственном пакте. Россия согласна с пактом, но не намерена к нему присоединяться. Предложение о привлечении к переговорам Италии и Японии пока отклонено. Молотов: Что означает понятие “Великоазиатский район”? Как относится Германия к вопросу о предоставлении Россией гарантий Болгарии? (Румыния обратилась к нам за помощью.). Предложено выработать новый статут о Дарданеллах (привилегии), но без опорных пунктов; мы об этом вопрос не ставили.

На вопрос о заключении пакта о ненападении с Японией был дан уклончивый ответ. Россия энергично требует поставок машин. Осуществимо!

Фюрер, по-видимому, договорился с Россией относительно Финляндии» [243]». Высказывая позицию СССР по ряду вопросов, Молотов отнюдь не заявлял, что СССР «не намерена» присоединиться к Тройственному пакту.

Последняя фраза свидетельствует о том, насколько командование вермахта было далеко от решения политических вопросов, от которых зависело в конечном итоге будут развязаны войны или нет.

В этот же день в Дневнике штаба руководства военно‐морскими операциями результаты переговоров с Молотовым были зафиксированы следующим образом:

«14.11.1940.

Фюрер “все же склонен” рассматривать вопрос о возможном конфликте с Россией. Главнокомандующий военно‐морским флотом рекомендует отсрочку до победы над Англией, поскольку силы Германии слишком напряжены, а конца войны не видно… Россия, по его мнению, в ближайшие годы не будет стремиться к конфликту, поскольку собирается совершенствовать с помощью Германии свой флот (ожидает от нас поставки 380‐мм орудий в башнях для линейных кораблей), и, следовательно, в течение ряда лет будет зависеть по-прежнему от поддержки Германии» [244].

13 ноября 1940 г В. М. Молотов в ходе встречи с Герингом, курировавшим в Германии военную экономику, обсуждал вопросы реализации Хозяйственного Соглашения между СССР и Германией от 11 февраля 1940 г. [245]Молотов настаивал на увеличении германских поставок. Геринг ссылался на то, что Германия находится в состоянии войны, поэтому имеются трудности с поставкой военной техники, а советская сторона желает получать прежде всего именно ее. Задержка в поставках связана и с тем, сказал он, что советские заказы – это высококачественные и сложные изделия. Кроме того, они сосредоточены в одной, т. е. военной, области. Заказы было бы легче выполнить, если бы они шире распределялись и по другим отраслям экономики. Затрудняется дело и тем, что русские иногда не имеют четкого представления о том, что именно заказывать, меняют свои заказы. Но Геринг заверил, что все возможное будет сделано и отставание в поставках будет ликвидировано.

Указанные трудности действительно имели место, в том числе связанные с размещением заказов советскими представителями. Они заранее не могли быть в курсе всего самого качественного и полезного для СССР, что производилось в Германии. Для изучения этого вопроса в Германии и находилась многочисленная советская комиссия во главе с Тевосяном. Выявляя что-то более качественное, нужное, найдя возможность разместить заказы дешевле и с более коротким сроком изготовления, советские представители уточняли свои заказы, хотя это иногда и вызывало нарекания с немецкой стороны.

Принятые советским правительством меры по выравниванию объема взаимных поставок дали свои результаты. В декабре 1940 г., а также в январе 1941 г. германский экспорт в СССР превысил советский экспорт в Германию [246].

О насыщенных встречах в Берлине 13 ноября В.М. направил еще одну телеграмму генеральному секретарю ЦК ВКП(б) И.В. Сталину:

«13 ноября 1940 г. 15 ч. 00 мин.

Сталину. Состоялись мои встречи с Герингом и Гессом. С Герингом говорили в общих чертах о желательности улучшения и развития экономических отношений. Беседа с Гессом не имела политического значения.

Принимают меня хорошо, и видно, что хотят укрепить отношения с СССР.

Только что заходил ко мне Шуленбург с поручением от Риббентропа, что прошлогодний протокол в отношении Финляндии остается полностью в силе. Я потребовал сделать из этого практические выводы: 1) Увести германские войска из Финляндии и 2) Прекратить как в Финляндии, так и в Германии политические демонстрации, направленные во вред интересам СССР. Предупредил, что в финляндском вопросе Берлин должен внести полную ясность, чтобы он не мешал принятию новых, более крупных совместных решений» [247].

О своих впечатлениях в связи с переговорами В.М. Молотова в Берлине Иоахим фон Риббентроп оставил следующие воспоминания, находясь в нюрнбергской тюремной камере:

«Визит Молотова в Берлин не стоял под счастливой звездой, как я того желал. Молотов весьма энергично потребовал свободу рук для советского правительства в Финляндии. Гитлер же перед беседой с Молотовым не обрисовал мне подробнее свою позицию в финляндском вопросе. В этом вопросе Молотов был прав. Но фюрер не хотел отдавать Финляндию; при этом он, вероятно, считал, что не может отказаться от финского никеля. Дело дошло до весьма упорных дискуссий, в заключение которых Гитлер просил Молотова в этом вопросе пойти ему навстречу.

Молотов больше не настаивал, а перешел к вопросу о Балканах, выразив русское недовольство гарантией, данной Германией Румынии. Молотов спросил, не направлена ли она против России. Ответ Гитлера был таков: поскольку Советский Союз никогда намерения напасть на Румынию не имел, эта германская гарантия тоже никогда не была направлена против него. (После Венского арбитража и нашей данной Румынии гарантии я послал в Москву длинную телеграмму, в которой объяснил необходимость этих действий для избежания венгеро-румынской войны (из-за Трансильвании. – Сост.) и решительно подчеркнул, что эта гарантия, по всему положению дел, никоим образом не затрагивает германо-советские дружественные отношения). Молотов поставил вопрос, согласны ли мы с тем, чтобы Россия дала такую же гарантию Болгарии. На вопрос Гитлера, а просила ли Болгария такую гарантию, как это в нашем случае имело место с Румынией, Молотов ответил уклончиво. Гитлер не захотел связывать себя согласием и заявил, что сначала должен обсудить болгарский вопрос со своим союзником Муссолини. Таким образом, беседа пошла по не очень-то удовлетворяющему пути и закончилась без каких-либо решений. От этих бесед с Молотовым у Гитлера окончательно сложилось впечатление о серьезном русском стремлении на Запад.

Несмотря на такой ход наших бесед с Молотовым, я все же добился, что советско-русский министр иностранных дел смог снова повести переговоры о предположительно возможном вступлении России в пакт Трех держав. Адольф Гитлер был согласен со мной, что в такой взаимосвязи он готов рассмотреть возможные русские требования. В тот же день состоялся ужин в советском посольстве. Он был прерван первым серьезным налетом английской авиации на Берлин, и я воспользовался этим, чтобы пригласить Молотова в мое бомбоубежище на Вильгельмштрассе, где мы просидели вместе довольно долго. Но и эта беседа оказалась не очень-то плодотворной, так как русский министр иностранных дел был беседой с фюрером не удовлетворен. То, что Молотов в ходе наших переговоров бросил реплику насчет русской заинтересованности в выходе из Балтийского моря в Северное, лишь подчеркнуло ощущавшееся Гитлером русское стремление на Запад.