Дмитрий Харламов - Сказание о верном друге. Тайна седого тугая

Втроем обыскали весь лагерь, но сапога не нашли.

— Мы с Пулаткой пошарим по кустам?

— Ладно, только недалеко, а то заблудитесь.

— Радька, а шакалы на людей не нападают? — спросил Пулат, когда они немного отошли.

— Ты не знаешь, что ли? Они трусливые.

Пулат знал, но в данном конкретном случае он вовсе не был уверен в этом.

— «Трусливые»! — передразнил он товарища. — Вот схватят за ногу, и отправляйся домой по четвертой заповеди Серафима.

— А мы возьмем палки на всякий случай… Да ты боишься, что ли?

— Ничего я не боюсь, но осторожность не мешает.

Дальше от берега следы исчезли. Ребята пробирались по узкой тропке меж зарослей, палками отстраняя колючие ветки.

— Во! — Пулат указал товарищу на кучку окровавленных перьев под большим кустом куян-союка. — Кого-то съели. Ты не знаешь, чьи это перышки?

— Я дважды два даже не знаю. Мое дело грести веслами да стихи сочинять. Например:

— Ну, началось! Оставь свои шуточки до лучших времен.

За поворотом тропинки открылась небольшая поляна. Жесткая трава усеяна костями, как на свалке. Прямо перед собой ребята увидели три довольно больших рыбьих костяка… А чуть дальше — изгрызенные остатки сапога.

— Гляди! Сапог! — звонко крикнул Радик.

И в тот же миг что-то грязно-рыжее рванулось из-под кустов.

Опрометью ребята бросились назад. На беду, Пулат штаниной зацепился за корягу и грохнулся.

Преодолевая страх, Радик заставил себя вернуться, чтобы защитить друга.

— Дураки мы! — Пулат встал, потирая коленку. — Этот шакал удирал от нас, а мы от него.

Мальчики осторожно приблизились к зарослям, из которых выскочил зверь, и увидели неглубокую кору. В логове среди клочков свалявшейся шерсти и старых обглоданных костей блестела медная пряжка от ремня.

— Да это же мой ремень! — обрадовался Радик. — Вот здорово! Кожу почти совсем сгрызли, такую твердую!

— Интересно, что они едят?.. Рыбу, птичек… А это крыса, что ли? Кости какого-то зверька… Но как же они добывают рыбу, да еще такую крупную?…

— Это ты узнай у своей любимой зоологички.

Забрав остатки сапога и пряжку от ремня, ребята поспешили к лагерю.

Пулат бодро шагал сзади, и радость в груди росла и ширилась: все-таки не такой уж он робкий, каким казался самому себе!

Серафима Александровича они застали у лодки сильно озабоченным. Мельком взглянув на ребячьи трофеи, он кивнул на суденышко.

— Кораблик-то наш оказался с сюрпризом. Вчера я не заметил сырости.

Сердце Пулата дрогнуло: нос лодки по-прежнему гордо возвышался над берегом, корма же погрузилась в воду. Черпак, спички, соломенная шляпа, оставленные в лодке накануне, качались на легкой ряби, будто дрейфующие суда.

Когда лодку выволокли на песок и перевернули вверх днищем, Пулат заметил, что конопатка в нескольких местах обшивки выковыряна чем-то острым: на смолистой поверхности досок остались свежие царапины.

— Ну, что там такое? — Серафим Александрович подслеповато склонился над обшивой.

— Рассохлась. На берегу валялась, наверное, — беспечно ответил Радик.

Пулат промолчал, но он был убежден, что конопатку расковыряли и сделано это было недавно, скорей всего прошлой ночью.

— Друзья мои, обстоятельства вынуждают нас принять коллективное решение. — Серафим Александрович повертел в руках огрызок сапога и сердито отшвырнул его в заросли. — Давайте посоветуемся, обдумаем наше положение… Дело обстоит так: в лодке течь. Перед нами два варианта: возвратиться с первым караваном барж в Чиназ или попытаться сделать ремонт. У нас есть шпагат, воск, вазелин, клейкий пластырь — это заменит конопатку.

— Какие варианты? — запальчиво крикнул Радик. — Мы уже в тугае. Смешно возвращаться из-за какого-то пустякового ремонта!

Серафим Александрович внимательно поглядел на ребят.

— Я хочу, чтобы вы высказались без показной храбрости, как взрослые, самостоятельные люди.

Пулат молчал.

В самом деле, не лучше ли вернуться? Робость перед этой незнакомой тугайной страной, где к тайнам дикой природы примешиваются еще тайны каких-то враждебных сил, боролась в нем с острым мальчишеским любопытством и жаждой необычного, с интересом к вольной жизни путешественников.

Позавчера, не задумываясь, он высказался бы за возвращение… А сегодня?

Чувствуя на себе взгляды, он сказал сдержанно:

— Поплывем дальше.

— Ну, хорошо! — Серафим Александрович широко улыбнулся. — Тогда за работу. Конечно, обидно возвращаться с полпути.

Пока Серафим Александрович рылся в своем рюкзаке, Пулат спросил Радика как можно равнодушнее:

— Как будто кто-то проковырял лодку, правда?

— Кому тут ковырять, шакалам?

— А царапины видел?

— От камней это.

Пулат пожал плечами. Хоть бы от камней!

К вечеру следующего дня должны были добраться до озера Калган-Сыр, образовавшегося на месте старого русла реки.

Сырдарья тут широко разливается, дробясь на множество плесов и фальшивых протоков. Не раз путешественникам приходилось уже тащить лодку волоком по мелководью. Местами тугай отступал за мощную стену камыша.

Над камышовыми просторами скользили в воздухе медлительные цапли, пролетали стремительно стайки уток, неумолчно стоял птичий гомон.

Зоркий Пулат разглядел на берегу стадо кабанов. Вся команда по очереди рассматривала их в бинокль. Мальчики боялись шевельнуться, чтобы не спугнуть животных.

Неожиданно с левого берега донесся протяжный человеческий крик: «Э!.. Ва-ва-ва-ва-ю!..» — и затем трудноразличимые, смазанные расстоянием и пространством слова.

— Этому человеку нужна помощь, — неуверенно объяснил Пулат.

— Да, ишак у него попал в трясину, надо помочь, — сказал Серафим Александрович.

Лодка повернула к берегу.

По берегам Сырдарьи встречаются участки с вязкой солончаковой трясиной — батмаком. Это коварная ловушка для животных. Плотная поверхность как будто держит, не проваливается. Еще немного — вот и вода. Жадными губами животное припадает к воде и долго пьет. Можно бы и возвращаться, да не тут-то было! Ноги мертвой хваткой держит страшная сила. Медленно и неумолимо трясина засасывает свою жертву все глубже.

Пока лодка приближалась к берегу, охотник-казах торопливо рассказывал:

— Моя кунас-фазан гонял, ишак-шайтан река ходил. Теперь пропал, наверно, вай-вай!..

Лодка прошуршала бортами о камыши, за ними открылась маленькая мелководная бухточка.

Ишак погрузился глубоко, светлое его брюхо лежало уже на поверхности рыжей грязи.

— Совсем пропал! — причитал хозяин. — Хороший, умный был, много работал… Старый уже.