Анатолий Иванов - История петербургских особняков. Дома и люди

Впоследствии Екатерина Григорьевна вышла замуж за лейтенанта флота Павла Сергеевича Муханова. Думается, что выбор дочери был по душе ее отцу, которого роднила с будущим зятем общая страсть к рисованию. Подобно Гагарину, оставившему множество зарисовок, сделанных во время путешествий в Грецию и Турцию, Павел Муханов, участвовавший в плавании в далекую Японию, издал позднее альбом своих литографированных рисунков под названием «Воспоминания о Японии».

Кроме того, один из «толстых» журналов опубликовал по горячим следам очень интересные письма П. С. Муханова из Японии за 1858–1859 годы, озаглавленные «Дневник гардемарина на фрегате «Аскольд». Написаны они с удивительной для девятнадцатилетнего юноши наблюдательностью и, я бы сказал, литературной сноровкой.

В ноябре 1867 года в недавно перестроенном доме Гагариной нанял квартиру вернувшийся с женой из-за границы известный поэт и драматург граф А. К. Толстой. Супруги решили провести зимний сезон в Петербурге. Для Алексея Константиновича это был период большой творческой активности: он заканчивал работу над трагедией «Царь Федор Иоаннович», а затем, готовясь к постановке на сцене, читал ее перед специально приглашенными гостями, среди которых были представители разных родов искусства – писатели, актеры, композиторы.

А. К. Толстой

Об атмосфере толстовских вечеров, а вернее сказать – ночей, потому что начинались они не ранее 10 часов, один из постоянных посетителей их, В. П. Боткин, 27 ноября писал своему другу А. А. Фету: «Всего чаще бываю у Толстых, где всего приятнее, и я несказанно рад, что они нынешнюю зиму проводят в Петербурге… Надо сказать, что дом Толстых есть единственный дом в Петербурге, где поэзия не есть дикое, бессмысленное слово, где можно говорить о ней, и, к удивлению, здесь же нашла себе приют и хорошая музыка».

Весной следующего года музыкально-поэтические вечера прекратились: Толстые уехали в свое имение Красный Рог, и дом опустел. Затем в него вселились новые жильцы, но уже никогда он не видел в своих стенах столько талантливых людей, как в ту памятную зиму.

В 1891 году Мухановы расстались с домом: его купила вдова подполковника Е. Б. Герсеванова, Елизавета Михайловна, а годом позже, после ее смерти, он перешел к ее дочерям-наследницам – Вере, Александре и Анне, из которых две последние также успели овдоветь.

Герсевановы принадлежали к старинному дворянскому роду грузинского происхождения, давшему несколько выдающихся деятелей в разных областях науки и культуры. Дядя владелиц, Николай Борисович, был писателем-публицистом и военным историком; М. Н. Герсеванов приобрел известность как крупный инженер-строитель и гидротехник, а его сын Николай, уже в советское время, сделался основателем научной школы в области механики грунтов.

До 1917 года домом владели две дочери-вдовы Е. М. Герсевановой – княгиня Орбелиани и графиня Ребиндер, а затем задувшие ветры революции навсегда разметали привычный уклад жизни «вдовьего дома».

Исполосованный горизонтальным рустом фасад дома № 34 примыкает к длинному двухэтажному на подвалах зданию, окрашенному в желтый и белый цвета – излюбленное сочетание для казенных зданий в эпоху классицизма. Именно тогда и был построен этот дом, к которому прочно пристало наименование «Баурский», хотя тот, от кого оно пошло, владел им очень недолго.

В 1775 году, когда отрезок набережной от Фонтанки до Литейного двора стал усиленно застраиваться, среди тех, кто пожелал получить здесь место, оказались инженер-генерал М. И. Мордвинов и знакомый нам бригадир А. А. Саблуков. Первому отвели угловой участок у каменного моста, а второму – смежный. По истечении определенного законом пятилетнего срока выяснилось, что Мордвинов успел за это время возвести лишь подвальный этаж, а Саблуков и вовсе ничего не построил, купив себе уже готовый дом на Царицыном лугу (позднее он, как мы знаем, все же приобретет особняк на набережной).

В результате в 1781 году оба их надела отошли к инженер-генералу Ф. В. Бауру, вероятно нуждавшемуся в жилье неподалеку от места службы, а она в ту пору была в основном посвящена важнейшему делу, начатому год назад – углублению Фонтанки и сооружению на ней гранитной набережной. Баур докончил начатый Мордвиновым дом, расширив его за счет саблуковского участка и придав ему тот строгий, аскетичный облик, который он сохранил по сей день.

Дом № 36 по набережной Кутузова. Жилой дом. Современное фото

Несколько слов о его владельце, которому Петербург кое-чем обязан. Фридрих Вильгельм Бауер или Федор Васильевич Баур, как его называли в России, родился в 1731 году в Германии и был потомком шведского онемеченного рода. До 1770 года Баур служил при дворах разных немецких владык, а затем Екатерина II пригласила его на русскую службу. Вскоре он стал близким соратником графа П. А. Румянцева, командовавшего русской армией в войне с турками.

В течение одного года Федор Васильевич, получивший генерал-майорский чин и должность генерал-квартирмейстера, то есть начальника штаба, удостоился высоких воинских наград, отличившись в битвах при Ларге и Кагуле. В конце 1770-го он прибыл в Петербург и занялся преобразованием Генерального штаба, который пять лет спустя разместился в специально купленном для него близ Крюкова канала доме, также прозванном горожанами «Бауровым» – по необъяснимой причине фамилия генерала удивительно легко и крепко приклеивалась к петербургским постройкам.

Позднее Баур руководил многими инженерными работами, в частности – комиссией строения Екатерининского канала, городового вала на месте нынешнего Обводного канала, постройкой петербургского Большого театра и, наконец, мощением столичных улиц. Разносторонняя и полезная деятельность инженер-генерала, весьма ценимая императрицей, продолжалась даже во время мучительной болезни, которая в феврале 1783 года свела его в могилу: еще в январе он представлял государыне свой последний проект, касавшийся устройства дорог.

После смерти Баура только что отстроенный дом его в 1784 году был куплен для нужд дворцового ведомства: в нем стали селить придворных служителей, всю ту бесчисленную царскую челядь, содержание которой стоило государству огромных средств. По поводу вороватости дворцовой прислуги сохранилось немало преданий и анекдотов. Как-то Екатерина II, выйдя утречком на Камеронову галерею в Царском Селе, приметила нескольких служителей, в поте лица грузивших телегу казенной провизией. Увидев царицу, они окаменели от испуга. «Что вы делаете? – спросила она. – Вы, кажется, нагружаете воз дворцовыми припасами?» – «Виноваты, ваше величество», – отвечал один из них, падая перед ней на колени. «Чтоб это было в последний раз! – строго сказала императрица, добавив вполголоса: – А теперь уезжайте скорей, чтобы вас не увидел гофмаршал, а то вам здорово попадет».