Кассия Сен-Клер - Золотая нить. Как ткань изменила историю [litres]

Французским кружевницам надо было поблагодарить Кольбера, когда кружева point de France стали пиком европейской моды. К несчастью для них, те, кто его сменил, были не настолько упорными в своей заботе. Французские кружева появились не так давно, у них не было укоренившейся репутации, на которую можно было опереться. Поэтому их производители начали страдать, как только стимулы, которые использовал Кольбер, исчезли.

Решающий удар был нанесен эдиктом Фонтенбло в 1685 г., отменившим свободу вероисповедания для протестантов-гугенотов, которой они пользовались во Франции почти сто лет со времен Нантского эдикта. Так как гугеноты традиционно играли решающую роль в производстве кружев, это был сокрушительный удар, потому что многие уехали из страны, забрав с собой свое мастерство. Только в Нормандии количество кружевниц снизилось наполовину [257] Kraatz, p. 52. .

Другие страны боролись с иными проблемами. Итальянское производство кружев, особенно в Венеции, опиралось на поддержку богатых покровителей и ловкие пальцы монахинь-кружевниц в итальянских монастырях, чьи цены были относительно низкими, так как им не надо было кормить семью или заботиться о доме. Но кружевницы во Фландрии не были защищены от экономического шока. Финансовый крах, лишивший состояния Вермеера, существенно ухудшил и положение самых умелых фламандских кружевниц [258] Levey, p. 9. .

В 1593 г. сэра Джона Фортескью, английского канцлера казначейства, спросили в палате общин о расходах королевы Елизаветы I. «Что до ее нарядов, – сказал он, – то они царственные и величественные в соответствии с ее рангом, но не роскошные или избыточные». Хотя минули века со времени правления Елизаветы I, богатство ее гардероба знаменито. На самом деле она вела себя так же, как Мария Тюдор, Екатерина Арагонская и Кристина Лотарингская. Одежда была важным словом в языке социального взаимодействия. Королевы мелких европейских стран, на которых смотрели соперницы из более крупных и богатых государств, нуждались в дорогостоящем словаре. Кружева, как и элокуцио, то есть красноречие в риторике, обеспечивали убедительный финальный штрих образа [259] Quoted in Arnold, p. 2. .

Королева Елизавета I определенно владела большим количеством кружев. На знаменитом портрете Елизаветы I «Пеликан» кисти Николаса Хиллиарда королева буквально опутана паутиной кружев. Узкие полосы золотого кружева нашиты на льняные рукава с черной вышивкой (блэкворк) и на партлет (род накидки на плечи с рукавами, прикрывающей декольте), окантованный черным, шитым иглой кружевом. Манжеты и высокий воротник сделаны из вырезного кружева с изящными кончиками. Хиллиарду было непросто изобразить все это: если посмотреть при косом свете, то заметно, как он утолщил мазки белой краски, которыми писал кружева, чтобы они стали чуть выпуклыми, словно прожилки на обратной стороне листьев.

На портрете кисти Маркуса Герартса-младшего, написанном около 1592 г., королева предстает в жестком белом платье и накидке. Она больше похожа не на женщину, а на странную светлую ворону. Ощущение чего-то нечеловеческого усугубляет очень широкий пышный воротник из вырезного кружева, обхватывающий ее шею, еще больше нарушая пропорции тела. Кстати, именно эта мода подвергалась особым нападкам англичан, которым так нравилось рассуждать о скромности в одежде. «Великолепные и ужасные пышные воротники, – писал Филипп Стаббс в «Анатомии злоупотреблений», – некоторые из которых в высоту достигают ярда, а иные и более, и лишь немногие – меньше». Они не то чтобы были аморальными, но отнимали слишком много времени, которое, как многие думали, лучше провести в молитве. «Корабль скорее уплывет далеко в море, – жаловался в 1607 г. Томас Томкинс, – чем оденется знатная дама» [260] Carey, pp. 29–30; Philip Stubbes quoted in Levey, p. 12; Thomas Tomkins quoted in Arnold, p. 110. .

Большую долю кружев королеве Елизавете I поставляла Элис Монтегю, лондонская торговка шелком и тонким льном. В Благовещение 1576 г., к примеру, список товаров, поставленных Элис Монтегю королеве, содержал сорок три отдельных предмета, включая десять унций «венецианского кружева, золотого и серебряного». В следующие шесть месяцев королева купила еще больше металлического кружева. В списке на Михайлов день указаны «шесть фунтов одна унция богатого венецианского кружева, сделанного вручную», а также двадцать семь «фунтов кружева, плетенного на коклюшках, и венецианского ажурного кружева, золотого и серебряного, разных видов» [261] Arnold, pp. 219–220, 223. .

Кружево было популярным подарком. Немалое количество кружев и одежды с отделкой из кружев поступало от подданных и придворных, пытавшихся польстить королеве. К примеру, в честь нового, 1578 года королева получила «льняной чехол на подушку с узором из ветвей и деревьев, отделанный по краям белым коклюшечным кружевом с узором из корон». В следующем году графиня Линкольнширская подарила королеве длинный плащ из «багрового бархата с каймой из узкой полосы венецианских серебряных кружев по краю». Пожалуй, самым экстравагантным примером такого рода подарков служат покои в замке Кенилуэрт, заново оформленные в честь визита королевы в 1584 г., да так, что дух захватывает. «Пять плюмажей из окрашенных перьев, украшенных коклюшечным кружевом и блестками золота и серебра, стояли в вазах; золотой, серебряный и алый шелк украшал остов кровати, с которого ниспадали пять занавесей из золотого и серебряного коклюшечного кружева» [262] The Kenilworth inventory of 1584, quoted in Jourdain, pp. 167–68. .

Но королева была не одинока в своих вкусах. Ее великолепная соперница Мария, королева Шотландии, поднялась на эшафот в 1579 г. в белых льняных коклюшечных кружевах. Двумя десятилетиями ранее сэр Томас Уайатт, еще один предатель короны, был обезглавлен в «бархатной шляпе с широкой лентой из коклюшечных кружев на ней». Граф Сен-Мар, лидер французской моды, когда его обезглавили в 1642 г., оставил после себя более трехсот пар ботфортов с кружевами на раструбах. Чувствительность его современников к нюансам кружев можно оценить по ссоре, произошедшей между художником Диего Веласкесом и молодой аристократкой из Сарагосы. Она отказалась принять законченный портрет, потому что, как она сказала, художнику не удалось должным образом отобразить великолепное качество фламандских кружев – puntas de Flandes muy finas – на ее воротнике [263] Levey, pp. 17, 24–25; Jourdain, p. 162. .