Татьяна Иванько - Байкал. Книга 5

– Братья, сестры, предвечные! Да вы что?! – он обернулся по сторонам. – Нас и так немного на земле, нам приходится нелегко в мире, где мы сильнее, но и уязвимее всех! Давайте перестанем враждовать, отныне и навсегда и станем принимать друг друга такими, какими нам пришлось явиться в этот мир. Не судить, не обвинять, не отторгать от себя!

– Не отторгать отдавшихся Аду? Кем же тогда станем мы все? Его рабами? – воскликнул Мировасор.

Агори смешался под его взглядом. А Орсег словно бы подвёл черту:

– Кто изгнан, уже не вернётся, а те, что здесь, не объединиться ли нам?

Мне вовсе не хотелось ни с кем объединяться, особенно с ними со всеми, но я не стал спорить, решив посмотреть, что из этого получится.

Остальные же закивали, оборачиваясь, не кивала только Басыр, она лишь слегка улыбалась, поглядывая на всех. Определённо, она нравится мне…

– Нас здесь восемь, девятая – Арит, в Кемете, как раз то число, что нужно, если что, так, Эрбин? – сказал Орсег.

– Мне не нужно было никакое число, – ответил я. – Это Мировасор придумал ту девятку. А Смерти было безразлично, один я или с компанией, она вела свою игру.

– Ну… сие нам неведомо, – недовольно проворчал Мировасор, поднимаясь, наконец.

Мы вылетели из своего убежища, застав всё ту же метель снаружи, но теперь была уже ночь и тьма, и где она гуще, неясно, потому что и внизу и в небе по-прежнему мотала метель, а чернота была перемешана с белизной. Мы летели, как и доселе, держа друг друга за руки, иначе немудрено было бы потеряться. Мы не думали, куда лететь, ясно, что пока нам нет места на Байкале, где у нас теперь не было ни дома, ни возможности его построить, потому что не было даже одежды, чтобы не околеть в первые же четверть суток, нам надо поскорее убраться отсюда в теплые края.

А потому мы неслись быстро, как могли, помогая друг другу, отталкиваясь от земли, вернее, снежных равнин, от верхушек деревьев, от камней и скал. И все же приходилось останавливаться. Потому что люди, хоть и предвечные, не птицы и крыльев у нас нет, чтобы оставаться в небесах, а расстояние огромное. Поэтому к концу дня, или когда мы уже изнемогали, Огнь разжигал костер, издали выпустив струю огня в какое-нибудь дерево, и когда мы спускались, костер уже грел нас. Согревались, дремали или спали у огня, сколько возможно, до того, как огонь прогорал, и мы начинали замерзать, и поднимались снова. Первые дни мы даже не ели.

Мы не ели, да, но мы любились при всяком привале, Огнь, словно утверждаясь этим в своих правах, и моё желание было не меньше, и не тише. И не думали о том, что оставили позади, и главное и тех, кто там остался, об Эрике. Если бы я думала об этом, я, наверное, я не смогла бы и двинуться с места. Но если Арий преступил, то я преступила больше…

Только через три или четыре дня этой гонки, мы, наконец, достигли мест, где снега начали редеть, оставляя проталины, реки и ручьи здесь уже были свободны ото льда, а кое-где по их берегам зеленела трава. И стало возможным не мчать, не останавливаясь, боясь околеть от мороза и голода, но спокойно ночевать у огня, поедая пойманную птицу или рыбу. Этот путь мы с Эрбином в обратную сторону проделали за несколько месяцев, не имея возможности лететь без самолёта, оставшегося на вавилонском холме, но зато, оставаясь ночевать поначалу в уметах, а после в палатке, что мы везли с собой вначале на конной повозке, после на санях… Тогда было лето, как сейчас, когда мы достигли Байкала. Год назад. Всего год и целый год. Сколько всего потеряно снова…

А совсем скоро начались степи, по которым ветер гнал комки перекати-поле.

– Смотри, Огнь, смотри, так и нас гонит сейчас по свету… – сказала я, кивнув на куст, который ветер толкал мимо нас.

Сами же мы сидели, запалив кучу таких кустов, и согреваясь в тепле пламени. Леса здесь нет, хотя бы шалаш построить, редкие корявые саксаулы. В костре на пруте поджаривалась рыбина, которую Арик поймал в одном из ручьёв острогой, что пришлось ему мастерить камнем и огнём из рук, потому что ни ножа, ни хоть какого-то орудия у нас не было при себе. У нас вообще ничего не было, только то, в чем улетели от дома, где в нас посылали проклятия вперемежку с огнём: одежда, в которой были и всё. Хорошо, что здесь ещё были деревья, хоть и редкие, из ветвей которых можно было и орудия смастерить и огонь в костре поддерживать, и шалаш построить, чтобы ночевать не под открытым небом.

Он поднял голову, взглянул на покатившийся дальше мимо нас легкий и прозрачный куст, и сказал, покачав головой:

– Ничего похожего. У этого куста нет корней, а у нас есть. И в земле, и друг в друге. Нет-нет, Яй, то не мы катимся. Мы временно улетели с нашей родины, но мы вернёмся ещё на наш Байкал, вот увидишь… А пока…

Он обнял и тряхнул меня легонько за плечо, улыбнувшись:

– Пока, думаю, нам надо обосноваться где-нибудь в горах.

– Почему непременно в горах? – удивилась я.

– Ну… – он поднял голову, вдыхая полной грудью. – Во-первых: мы там никогда не были, ни я, ни ты, ведь так? Во-вторых: нас там никто не найдёт, потому что в горах не сможет нас почуять Орсег, и Вералге тоже будет сложнее настроиться на меня. А в-третьих: в горах так много воздуха! И, кроме того, там, должно быть, очень красиво.

Я засмеялась:

– Неужели надо, чтобы непременно красиво?

– Необходимо! Долго жить там, где неказисто, очень вредно. И потом, я хочу, чтобы тебе было приятно со мной жить.

Я обняла его, «приятно», вот смешной, кабы я думала о приятном… Да я согласилась бы с ним жить, куда бы ни послала судьба, хоть в темнице, лишь бы с ним. Но вслух говорить не стала, возгордится ещё, и так столько натворила ради него…

…Я бы не возгордился, но стал бы увереннее, что, отнимая у неё весь мир и предлагая взамен только себя, становлюсь равнозначной заменой. Для меня – она весь мир и давно, но что я для неё? Что она меня любит, конечно, я не сомневался, коли бросилась защищать ото всех, рискуя всем и приравнивая себя ко мне, отныне изгою. Но насколько хватит ей любви, она так прекрасна, как никто и ничто на свете, что требовать от неё, забыть весь мир ради себя… Я поцеловал её, захватывая губами сразу весь её сладкий рот…

Я думал об этом много дней, пока мы продвигались на полдень, пока не придумал вот что:

– Яй, я вот думаю, как нам с тобой и жить неприметно, где-нибудь среди высоких скал, вдали ото всех, в безопасности и покое, но при том не становиться отшельниками, запершими себя от мира. И вот, что я надумал: мы будем путешествовать. Мы станем летать по воздуху. Мы построим самолет и полетим куда захотим, в любую точку мира, куда будет попутный ветер. Начертаем лучшие в мире карты и распространим их среди путешественников, будем спускаться в городах, на островах и улетать снова… Хочешь?