Дана Перловская - Дочь полка

Женщина хотела что‑то сказать, но тут же закрыла рот и отвела взгляд. Но девочка уже сама всё вспомнила. В голову волной нахлынули воспоминания о Лесково, мине и солдатах, которые её спасли. На глазах появились слёзы, она упала назад на кровать и закрыла лицо руками. Ответ на её вопрос пришёл сам собой.

* * *

Александр был в своей тёмной землянке и работал с картами, разложенными на кривом маленьком столе. Внутрь спустился Иван Сорокин – заместитель командира. Он был одного роста с Резанцевым, широкоплечий и русоволосый. Только у него уже проглядывала седина, то ли от войны, то ли от возраста. Было ему уже за тридцать. Глубоко посаженные глаза с весёлым прищуром смотрели на мир. Но главная характерная черта Сорокина – усы‑щёточка, которые он никогда в не сбривал. Иван был не только заместителем, но и лучшим другом и преданным товарищем командира. Познакомились они очень давно, но никто не знал где и при каких обстоятельствах бойцы успели так крепко подружиться. Простые солдаты тоже с ним были в хороших отношениях. Сорокин не любил «официальщины», и все солдаты обращались к нему просто по имени. Но при этом они уважали его и приказы выполняли беспрекословно. Просто, Сорокину самому было не очень комфортно, когда к нему обращались по званию свои же товарищи.

– Здоров, – подошёл к другу он и пожал руку.

– Здоров, – сказал тот и снова взглянул на карты.

– Ну что тут у тебя? – кивнул Иван и взял одну из бумаг. – Уже сидишь? Почему меня не позвал?

– Да нет, – не отвлекаясь проговорил Резанцев, – решил кое‑что уточнить. Это не требует помощи, – он пометил участок на бумаге для себя красным карандашом и бросил взгляд в сторону. – Фыров всё молчит, меня это беспокоит.

– Может он занят не хуже тебя, – облокотился на стол Иван, – ты вроде сам командир. Должен это понимать.

– Затишье мне всегда не нравится.

– Ооооо… – сел напротив друга тот и, сняв шапку, провёл рукой по голове. – Если мои дети затихают, то жди от них сюрприза похлеще, чем от фрицев. А если жена мозг неделю не выносит, то можно смело ждать приезда моей любимой тёщи, – он поморщился, – старая ведьма.

Сорокин достал тряпочный мешочек с табаком и кусочек бумаги от газеты. Солдат сделал самокрутку и закурил:

– Ты уже подумал, куда денешь ребёнка? – выдохнул с дымом Иван.

– А что тут думать? – посмотрел на друга Резанцев. – При первой же возможности её куда‑нибудь пристроим. А там уже разберутся. Надеюсь, у неё есть хоть какие‑то дальние родственники. Детям на войне нет места.

– Понятно, – отвёл взгляд в сторону Сорокин, – жалко её всё‑таки. Такое пережить…

Александр бросил карандаш:

– Жалко, не поспоришь. А сколько таких ситуаций сейчас происходит? Немцы сволочи. На этой войне должны биться только солдаты, а не старики с детьми. Руки надо оторвать этим гнидам! – он тоже сделал самокрутку и вскоре закурил. – Кате очень повезло в этом плане. Если бы нога стояла полностью – то… – он сделал паузу.

– Даже думать об этом не хочу, – помотал головой Иван, вспоминая своих детей: шестилетнюю Машу и пятилетнего Андрюшку, которые остались в городе вместе с его женой.

У Резанцева же детей не было. Дома остались только невеста. Мать умерла ещё в том году от болезни.

– Ладно, – сказал командир, – нужно работать.

С этими словами он вышел на свежий воздух.

* * *

Тем временем медсёстры принесли всем еду. Катя вяло ковыряла кашу. Она не ела двое суток, но аппетита не было совершенно. Девочка уже не плакала, но тяжесть внутри не отпускала. Кате казалось, что жизнь потеряла смысл, перед глазами она видела горящий амбар, представляла, как загоняли всех жителей, как плакали её братья, а она не смогла их защитить от страшных монстров, пришедших в их мирное село. Раненые чем‑то тихонько занимались. Медсёстры тоже погрузились в работу: давали лекарства, вывешивали постиранные бинты на привязанную к спинкам дальних кроватей верёвку, проверяли самочувствие пациентов. Девочка убрала свою длинную толстую косу вперёд и заметила, что через чёрные волосы пробиваются белые пряди. Она поседела от пережитого. Катя откинула косу назад, не желая возвращаться к воспоминаниям о том роковом дне, но все мысли были исключительно о нём. И никуда от них было не деться.

* * *

Александр подошёл к медпункту и остановился на входе. К нему приблизилась медсестра по имени Зоя Мамонтова.

– Я слышал, что она очнулась, – начал разговор командир.

– Да, – кивнула та, – сегодня утром пришла в сознание.

– И как?

– Молчит, – пожала плечами девушка, – ушла в себя.

Резанцев тихо заглянул внутрь и увидел Катю, которая молча сидела и пустыми глазами смотрела в одну точку, обхватив ноги:

– А физически? Она простояла на холоде столько времени.

– Физически в полном порядке, что очень удивительно, – ответила Зоя. – Вы хотите её забрать?

– Да, – взглянул ещё раз на девочку Александр, – надо узнать кто она и есть ли у неё родня, но сейчас так резко начинать нежелательно. Хочу её отвлечь. Думаю, поможет.

– Я только за, – оживилась та, – я её сейчас соберу и приведу.

– Хорошо.

* * *

Катя сидела и теребила косу, по‑прежнему смотря в одну сторону. К ней подошла Зоя Мамонтова:

– Собирайся на улицу.

Та хмуро взглянула на неё, а потом отвернулась.

– Давай, моя хорошая, – ласково уговаривала Зоя девочку. – Надо собираться.

Катя не хотела никуда идти, но всё же повиновалась добрым словам юной медсестры. Она надела валенки и телогрейку поверх белой больничной одежды и вышла из палатки в сопровождении Зои. Девочка сразу узнала командира и, смутившись, сделала шаг назад, но упёрлась в медсестру. Мамонтова в свою очередь подтолкнула её вперёд. Александр, улыбнувшись, сказал:

– Не бойся. Я не кусаюсь.

– Здравствуйте, – выдавила из себя та. Катя была в растерянности, она не знала, что ей делать и говорить. Девочка опустила взгляд вниз, будто провинившись в чём‑то.

«Тяжёлый случай», – пронеслось в голове у командира. – «Ладно, и не с таким справлялись». Он обратился к Кате:

– Ну что? Пойдём пройдёмся? – с этими словами Александр подошёл к девочке и повёл её в самую одушевлённую часть лагеря.

Медсестра пожелала им удачи и вернулась к работе. На территории было очень шумно. Вокруг ходили и занимались разными делами солдаты, параллельно общаясь, шутя и дружески подначивая друг друга:

– Серёг! – обращался к другу Семён Сорвунов.

– Что? – ответил другой солдат, прочищая винтовку.

– Как там у тебя с Маринкой?

– Как, как… – не отвлекаясь от дела, пробубнил тот. – Нормально, обычно.

– Нее, – смеясь сказал Семён. – Ты уж колись! Ты в прошлый раз ей там понаписал…

Дальше Катя ничего не услышала, разговоры сменяли друг друга, так же, как и действия. Весь лагерь располагался в лесу, и он не ограничивался полянкой или лужайкой, а уходил дальше за деревья. Ребёнок испытал резкий контраст: она столько времени провела в такой напряжённой обстановке, где никто даже вздохнуть полной грудью не мог, а тут все так громко разговаривают. Свободно передвигаются, улыбаются, шутят, спешат. Здесь так насыщенно и быстро текла жизнь, она буквально кипела в этом месте. Тут можно было легко потеряться, поэтому Катя постоянно оборачивалась на командира, чтобы не отстать. Девочка давно не испытывала таких ощущений. Всё это напомнило её Лесково до прихода оккупантов. Иногда встречались землянки, изнутри обделанные деревом, а снаружи замаскированные почвой, травой и листьями, но и без палаток не обходилось. Неподалёку стояла полевая кухня: она состояла из большого железного прицепа, на котором был размещён котёл и отделения для хранения пищи. Повара не было видно, вероятно отошёл к товарищам. Девочка рассматривала всё вокруг и пыталась успеть за событиями. Резанцев заметил её реакцию и улыбнулся: