Густав Эмар - Вождь окасов

– Верны, – с живостью перебил дон Грегорио, – верный шпион принес нам их.

– Вспомните, друг мой, что я передал всю власть в ваши руки, и уже не значу ничего.

– Когда вы отказались от власти, дон Тадео, враг был побежден, в плену; но теперь все переменилось; опасность угрожает больше прежнего, Чили зовет вас, останетесь ли вы глухи к голосу отечества?

– Друг, – отвечал дон Тадео глубоко грустным тоном, – меня зовет также другой голос, голос моей дочери... Я хочу спасти ее.

– Спасение отечества должно стоять впереди семейных привязанностей! Король Мрака, вспомните вашу клятву! – сурово сказал дон Грегорио.

– Но моя дочь! Мое бедное дитя! Единственное мое счастье! – вскричал дон Тадео голосом, полным слез.

– Вспомните ваши клятвы, Король Мрака! – повторил дон Грегорио мрачно. – Ваши братья ждут вас.

– О! – вскричал несчастный голосом, хриплым и прерывавшимся от горести. – Неужели вы не сжалитесь над отцом, умоляющим вас!

– Хорошо! – отвечал дон Грегорио с горечью, делая шаг назад. – Я удаляюсь, дон Тадео; десять лет мы сражались вместе и всем жертвовали для дела, которому вы нынче изменяете; пусть будет так... мы сумеем умереть за отечество, которое вы бросаете. Прощайте, дон Тадео, чилийский народ падет, но вы найдете вашу дочь и преклоните голову под проклятиями ваших братьев! Прощайте, не знаю вас более!

– Остановитесь! – отвечал дон Тадео. – Откажитесь от этих ужасных слов. Вы хотите? Хорошо! Я умру с вами! Поедем! Поедем!.. Дочь моя! Дочь моя! – прибавил он раздирающим душу голосом. – Прости мне!

– О! Я снова нахожу моего брата! – вскричал с радостью дон Грегорио, сжимая в объятиях дона Тадео. – Нет, с таким сподвижником Чили не может погибнуть.

– Дон Тадео! – вскричал Валентин. – Ступайте туда, куда призывает вас долг; клянусь, что мы возвратим вам дочь.

– Да, – сказал граф, пожимая руку, – хотя бы нам пришлось погибнуть!

Дон Грегорио не хотел провести ночь в лагере; каждый всадник взял к себе на лошадь пехотинца, и через час все они поскакали по дороге в Вальдивию.

– Дочь моя! Дочь моя! – закричал в последний раз дон Тадео.

– Мы ее спасем! – отвечали французы.

Скоро отряд чилийцев исчез в темноте. В лагере остались только Валентин, Луи, Курумилла, Жоан и Трангуаль Ланек.

– Бедный человек! – сказал со вздохом Валентин, смотря вслед дону Тадео. – Отдохнем несколько минут, – прибавил он, обращаясь к своим товарищам, – завтрашний день будет тяжел.

Пять авантюристов завернулись в свои плащи, легли у огня и заснули под защитой Цезаря, бдительного часового, который не даст напасть на себя врасплох.

К полуночи началась гроза. Темнота была глубокая; время от времени ослепительная молния освещала пространство тем мимолетным блеском, который придает предметам фантастический вид. Деревья, потрясаемые ветром, который ревел с бешенством, сгибались как тростинки под напором бури; глухой звук грома смешивался с рокотом реки, разливавшейся по долине.

Небо походило на гигантский лист свинца, а дождь падал так сильно, что путешественники, несмотря на все свои усилия, не могли укрыться от него; их бивуачный огонь погас, и до рассвета они зябли под ураганом соединенных стихий, которые неистовствовали вокруг них.

К утру ураган несколько утих, и с восхождением солнца все исчезло. Тогда-то пять авантюристов могли заметить опустошения, причиненные ужасным наводнением. Деревья были переломаны, некоторые из них, вырванные с корнем бурей, валялись на земле. Луг превратился в широкое болото. Река, накануне еще столь спокойная, столь светлая, столь безвредная, все поглотила, катя грозные волны, покрывая траву и вырывая глубокие овраги.

Валентин обрадовался, что вечером расположил свой лагерь по склону горы, а не спустился в долину; если бы он поступил не так, может быть, он и его товарищи были бы поглощены бешеными волнами, когда река вышла из берегов.

Первой заботой путешественников было развести огонь, чтобы высушиться и приготовить обед, но сделать это на мокрой земле было невозможно. Поэтому Трангуаль Ланек отыскал сначала плоский и широкий камень, на который наложил сухих листьев и зажег их. Скоро столб яркого пламени поднялся к небу и оживил мужество закоченевших путешественников, которые приветствовали это пламя криком радости. Как только завтрак был окончен, они снова развеселились, забыли о страданиях ночи и вспоминали о прошлых бедствиях только затем, чтобы возбудить в себе мужество терпеливо переносить те бедствия, какие еще ожидали их.

Было семь часов утра. Присев возле костра, они курили молча; вдруг Валентин сказал:

– Напрасно мы отпустили дона Тадео.

– Почему же? – спросил Луи.

– Боже мой, мы были тогда под влиянием страшного впечатления и не подумали об одном, что мне пришло в голову теперь.

– О чем?

– А вот о чем: как только дон Тадео исполнит обязанности доброго гражданина, он, без сомнения, немедленно откажется от власти, которую ему вручили.

– Очевидно.

– Какое будет тогда у него самое сильное желание?

– Разумеется, желание отыскивать свою дочь, – с живостью сказал Луи.

– Или присоединиться к нам.

– Это одно и то же.

– Согласен; но тут перед ним явится непреодолимое препятствие, которое остановит его.

– Какое?

– Проводник, который мог бы проводить его к нам.

– Это правда! – вскричали все четверо с остолбенением.

– Как быть? – спросил Луи.

– К счастью, – продолжал Валентин, – еще не поздно поправить нашу забывчивость. Дону Тадео нужен человек, который был бы ему совершенно предан, знал бы вполне места, в каких мы намереваемся быть, и следовал бы за нами по следам как чуткая ищейка, не правда ли?

– Да, – сказал Трангуаль Ланек с утвердительным жестом.

– Этот человек Жоан! – продолжал Валентин.

– Это справедливо, – заметил индеец, – я буду проводником.

– Итак, Жоан оставит нас; я дам ему письмо, которое напишет Луи; в этом письме я уведомлю дона Тадео о поручении, за которое берется наш друг.

– Хорошо! – сказал Курумилла. – Наш друг думает обо всем; пусть дон Луи напишет письмо.

– Знаете ли, что мне пришло в голову? – весело вскричал Валентин. – Я рад, что не вчера, а только теперь, эта мысль мелькнула в уме моем.

– Отчего? – спросил Луи с удивлением.

– Оттого, что бедный дон Тадео очень обрадуется, получив от нас несколько слов, которые докажут ему, сколь близки нам его интересы.

– Да, конечно, – сказал граф.

– Не правда ли? Ну, пиши же, брат.

Граф не заставил его повторить и принялся за дело. Письмо, написанное на листке его записной книжки, скоро было готово. Жоан, со своей стороны, окончил приготовления к отъезду.