Поль Феваль - Тайна Обители Спасения

– Ваша дочь, должно быть, на редкость образованная девица, – заметила госпожа де Тресм с добродушной улыбкой.

Сомюрский родич маркизы покосился на нее с некоторым беспокойством и добавил, понизив голос:

– Разумеется, мадам, я предварительно карандашом отчеркиваю места, которые девице читать неприлично и которые предназначены исключительно для сильного пола, к примеру, когда речь идет о детоубийцах или покушениях на невинность.

Девицы у пианино притворились глухими, на маркизу накатил приступ кашля, а госпожа де Тресм принялась обмахивать себя веером.

– Вы, парижане, – продолжал господин де Шампион посреди тихих смешков, загулявших по залу, – обожаете глотать романы, а они или вредны или же совершенно бесполезны. Того хуже: вы взахлеб читаете гадкие газетные статейки, которые дерзкие перья оппозиции направляют против правительства. Что ж, у каждого свой вкус. Мы, сомюрцы, заботимся о морали и умеем ценить благо общественного порядка.

–. Я совершенно согласен с господином де Шампионом, – отозвался непризнанный сын Людовика XVI, принимая от маркизы карты для виста. – Провинция – последняя надежда нашей больной цивилизации.

Маркиза повернулась к сомюрскому родичу и, оделяя его картами, принялась тихонько втолковывать:

– Он очень умен, наш принц, сами видите, он придерживается тех же взглядов, что и вы, сомюрцы.

Барон де ля Перьер приблизился к полковнику Боццо.

– Сегодня вечером никакого виста, – шепотом предупредил он. – Ваша механика заработала: день настанет.

Тяжелые веки старца опустились, прикрыв вспыхнувший в глазах огонек.

– Дорогой господин аббат, – проговорил он своим обычным ласковым голосом, – смилуйтесь надо мной и займите за карточным столом мое место. Привычка – вторая натура: как только мне предлагают партию в вист, я моментально соглашаюсь, забывая о своем ослабевшем зрении. Будьте добры оказать мне эту услугу.

И, взяв барона под руку, полковник направился к оранжерее.

В салоне продолжали с увлечением толковать о Черных Мантиях.

В парижском обществе все сословия делаются одинаковыми, лишь только речь заходит о каком-нибудь знаменитом деле: это в равной степени занимает и воодушевляет всех. Разговор становился все оживленнее, вовлекая все большее число участников разного пола, возраста и положения.

Провинциал из Сомюра был вовсе не так наивен, провозгласив, что «Судебные ведомости» отвечают запросам нашего времени – все мы помешались на преступлениях, недаром же один издатель сказал: «Нам больше не нужны книги, где в каждой главе всего лишь по два или три убийства».

Все парижское общество, снизу доверху, с жадностью поглощает вести из криминального мира, пригоршнями черпая их в газетах, кабаках и салонах; у всех на устах имена злодеев, вчера еще совершенно безвестных, а нынче овеянных сомнительной славой. Утверждают, что волны ее пробиваются даже сквозь тюремные стены, и жалкие наши герои до самозабвения упиваются своим успехом.

– А правда ли, что господин Мак Лабюсьер, – начала блондиночка Мари, проговаривая имя отличившегося уголовника с тем чувством, с каким обычно произносятся имена прославленных воинов или знаменитых поэтов, – очень хорош собой?

– Настоящий красавец, – последовал ответ. – Датчанин родом, господин отменного тона: одевался у лучших портных, был завсегдатаем Оперы; говорят, две наши самые модные львицы нос к носу столкнулись возле дверей его камеры.

– Вот до чего может довести любопытство! – воскликнула госпожа де Тресм, пытаясь придать анекдоту благопристойность.

– А господин Майлиан?

– О! Этот запросто бывал при дворе!

– К тому же он сотрудничал с господином Скрибом!

– Я знаю его поставщицу перчаток: он за неделю снашивал дюжину с половиной.

– Госпожа Майлиан восхитительно одевалась...

– Значит, имелась и супруга?

– А как же! Она была очень коротка с женой одного известного депутата.

– И усердно занималась благотворительностью.

– А Эбер, тот, кого называли графом де Кастр, перед тем как его арестовали, собирался жениться на полутора миллионах франков плюс в будущем большое наследство.

– А это правда, что господин Майлиан был известен под кличкой Канкан? – снова вступила в разговор хорошенькая Мари, но тут же смолкла, испепеленная разгневанным взглядом матери.

– Потому что он сам его отплясывал, да еще как! – восторженно прокричал юнец, сбежавший из коллежа. – Я видел это в прошлом году собственными глазами на балу Мюзар!

– Неужели вы посещаете подобные увеселения, господин Эрнест?

Посреди жаркого разговора одна лишь Валентина оставалась безмолвной. Да и слушала ли она? Она сидела, склонив голову, с полуопущенными глазами и с застывшей на губах слабой улыбкой – издали ее можно было принять за прелестную статую. Девушка легонько вздрогнула, когда голос позади нее произнес:

– Господин Реми д'Аркс наверняка знает об этом побольше нас!

Валентина подняла глаза и встретила взгляд маркизы, смотревшей на нее с нежной тревогой.

– Не отвлекайтесь, мадам, – одернул партнершу принц, – вы покрыли мою семерку бубен, которая прошла в короли.

Маркиза извинилась с улыбкой: перед тем как покинуть салон, полковник что-то ей шепнул на ухо, и с тех пор она пребывала в задумчивости.

– Девочка! – издалека крикнула маркиза племяннице. – Как только тебе захочется, ты можешь организовать контрданс.

– У нас в Сомюре, – заметил толстый родич хозяйки, – барышни не решаются танцевать в присутствии духовных лиц. Козырей больше нет, командуют мои трефы. Согласны, господин каноник?

Он выложил на стол три карты.

– У нас в Париже, – ответил старенький священник, покрывая его карты, – с танцами устраиваются как могут. А вот насчет козырей вы ошиблись, дорогой господин де Шампион, и по своей вине теряете две взятки.

Валентина и Мари, усевшись к инструменту, заиграли в четыре руки кадриль. В качестве прелюдии мадемуазель де Тресм проговорила:

– А и вправду господин д'Аркс должен знать об этом деле больше других. Но он такой скрытный, из него ни словечка не вытянешь.

В оранжерее остались теперь только две пары: полковник Боццо с бароном у входной двери и Реми д'Аркс с графиней Корона, устроившиеся в противоположном конце и укрытые густыми зарослями.

Барон де ля Перьер, отбросив почтительность, которую он проявлял к старику на людях, держался с полковником фамильярно и даже несколько вызывающе. Полковник же вел себя как обычно: был безмятежно спокоен и учтив.

– Полный порядок, – развязно сообщил барон, – все задуманные вами истории устраиваются словно каким-то чудом. Вы родились в сорочке, патрон, это уж точно.