Поль Феваль - Королева-Малютка

– Он все помнит! Все помнит! – прошептал Эшалот, готовый расплакаться от умиления.

Даже мадам Канада провела тыльной стороной руки по глазам и проворчала:

– Ничего не скажешь, умеет сказать, когда захочет.

– Не стесняйся, брыкай меня, поросеночек! – бормотал Симилор, полностью погрузившись в свою таинственную работу. – Я щиплю ее, она вздрагивает. Ей-богу, ну и хорошенькая штучка!

– И как следствие, – продолжал Саладен, – узы самой искренней любви связывают меня с балаганом, равно как и с мадам Канадой, за зверской внешностью которой скрывается благороднейшее сердце.

– Вот это загнул! – ахнула директриса.

– То-то еще будет! – восхитился Эшалот. – Как он тонко разбирается в людях!

– Другие на моем месте, – разливался Саладен, – влекомые непостоянством, присущим моему возрасту, а также соблазнительнейшими предложениями ваших многочисленных конкурентов, прельстились бы более выгодными условиями, ибо, должен признать, платят, во Французском Гидравлическом театре лучшему в мире шпагоглотателю весьма и весьма негусто.

– Ты все сказал? – прорычала мадам Канада.

– Умерь свой пыл, – прошептал Эшалот.

– Но я не таков! – с нарастающим восторгом продолжал Саладен. – Изменять – не в моих привычках! Не имея даже мысли бросить вас – хотя я давно превзошел вас всех и в умственном, и в физическом развитии – я подрезал собственные крылья, чтобы остановить свой стремительный полет ввысь, и одновременно старался выдумывать фокусы и трюки, которые понравились бы вам и доказали бы мою к вам горячую симпатию. А вот и пример! Совсем свежий, с пылу, с жару: вчера вечером, ложась спать, вы выразили желание завести маленькую девочку и научить ее ходить по канату с шестом и без оного, чтобы она со временем заменила мадемуазель Фрелюш, которую вы почему-то упрекаете в нерадивости и считаете весьма посредственной артисткой.

– И это правильно, – признался Эшалот. – Но как он говорит! Что ни слово – то перл, что ни мысль – то золото!

– Так, значит, ты подслушивал под дверью! – презрительно бросила мадам Канада.

– И вот как я поступил! – воскликнул Саладен, проигнорировав замечание директрисы. – Вы предоставили мне полную свободу действий в пределах ста франков…

– Тебе? Когда это? – хором вскричало руководство славного театра.

Саладен прижал руку к груди.

– Имея единственную цель – исполнить ваше желание, – вдохновенно проговорил он, – я нашел ребенка, чьи родители оказались в стесненном положении и продали мне свою маленькую дочь.

– И только попробуйте теперь отказаться от своих слов, старые хрычи! – добавил Симилор. Он резко повернулся: на его вытянутых руках лежала Королева-Малютка. – Я сидел под лестницей каморки моего милого сыночка, когда вы четко и ясно произнесли: «Сто франков». Именно столько вы и должны сейчас этому молодому человеку.

– О! Какая прелесть! – воскликнула мадам Канада, увидев Королеву-Малютку – бледную, растерянную, глядевшую на собравшихся в комнате людей огромными удивленными глазами. – Она похожа на вчерашнюю девчушку.

– Эта еще красивей! – повысил цену Эшалот. – Как только отец и мать могли расстаться с таким сокровищем!

– Мамочка! – в ужасе заплакала Королева-Малютка. Ее взгляд упал на Саладена, и она инстинктивно закрыла глаза от страха.

Симилор посадил малышку на колени мадам Канады и повторил:

– Это стоит сто франков!

Эшалот и его подруга попытались протестовать, но Симилор, не менее красноречивый, чем его сын, продел большие пальцы в проймы драного жилета и произнес такую речь:

– Поскольку я являюсь опекуном молодого человека, у меня нет выбора: я должен защищать его интересы до самой смерти! Если мальчика хотят лишить денег, которые он одолжил у добрых людей, чтобы заплатить несчастным родителям, – у нас есть шпаги, те, что глотает мой талантливый сын. Эшалот и я, мы оба имеем дипломы учителей фехтования: так скрестим же оружие в честном поединке!

– О! – возмутился Эшалот. – Чтобы я – и пролил твою кровь, Амедей!

– Тогда плати! – потребовал Симилор. Эшалот колебался. Слово взяла мадам Канада.

– Она того стоит! – произнесла директриса, осыпая поцелуями личико Королевы-Малютки. – Когда этот гаденыш уплатит долг, эта крошка станет нашей… и я уверена, что уже на следующей ярмарке мы заработаем с ее помощью кучу денег.

Хозяйка балагана достала из своего кошелька сто франков. Симилор и Саладен одновременно протянули руки к деньгам.

– Я – твой опекун, – заявил Симилор сыну..

Даже дикари имеют смутное представление о законности. Поэтому мадам Канада отдала деньги Симилору.

Саладен побледнел так, что стал почти зеленым. Он неотрывно смотрел на отца; выражение круглых глаз подростка не поддавалось описанию.

– И сколько же ты собираешься мне дать? – осведомился Саладен таким тоном, каким никогда еще не говорил раньше.

– Я даю тебе свое родительское благословение, – ответил Симилор, опуская все деньги в карман. – Иди спать, сосунок!

Саладен опустил глаза.

– Отлично, – тихо произнес он. – Всему нужно учиться. Сегодня ты сильней меня, папаша, но завтра… Настанет день, когда тебе придется плохо. Берегись же, мой почтенный родитель!

Королева-Малютка уснула на коленях у толстой женщины, пребывавшей в полном восторге от своего приобретения. Эшалот добрым взглядом смотрел на них.

– Ей будет хорошо у нас, правда, дорогая? – ласково спросил он.

– Еще как! – ответила мадам Канада. – Малышке чертовски повезло!

Когда комиссар полиции приказал ввести в кабинет бедную Глорьетту и свидетелей, выспрашивать было больше не о чем.

Допрос был коротким, хотя каждый из свидетелей испытывал страстное желание поговорить. Пастушка перебивала всех, каждый раз напоминая, что похищение произошло не по ее вине и что она вправе требовать возмещения убытков.

Лили совершенно не слушала, что говорилось вокруг нее; сама она говорила мало, неожиданно вспоминала такие подробности, которые, казалось, совершенно не имели значения, но от которых у всех на глаза наворачивались слезы. Движения молодой женщины стали излишне суетливы. И все поняли, что рассудок ее помутился.

На вопрос, не хочет ли кто-нибудь взять на себя обязанность проводить ее домой, человек двадцать предложили свои услуги; до самого дома ее провожал многочисленный эскорт, постоянно пополнявшийся соседскими кумушками. Те, кто шел вслед за Лили от Ботанического сада до полицейского участка, рассказывали собственную версию случившегося, отчего происшествие стремительно обрастало самыми невероятными подробностями.

Из всех страстей болтовня самая ненасытная. Любовь проходит, гурманство пресыщает, потребность поговорить не угасает никогда.