Людмила Макагонова - 19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

Но тут в жизни Толстого возникла новая любовь, и он потерял голову так же, как двадцать лет назад, когда был влюблен в балерину Маргариту Кандаурову. Его избранницей стала невестка Максима Горького – Надежда, которую все звали Тимоша. После двадцати лет совместной жизни с Крандиевской Алексей Николаевич твердо собрался сменить жену. Трещина в отношениях между супругами наметилась давно. Еще в 1929 году Толстой писал Крандиевской: «Что нас разъединяет? То, что мы проводим жизнь в разных мирах, ты – в думах, в заботах о детях и мне, в книгах, я – в фантазии, которая меня опустошает. Когда ты входишь в столовую, где бабушка раскладывает пасьянс, тебя это успокаивает. На меня наводит тоску. От тишины я тоскую. У меня всегда был этот душевный изъян – боязнь скуки» [3]. Крандиевская размышляла в ответ в своем дневнике: «Пути наши так давно слиты воедино, почему же все чаще мне кажется, что они только параллельны? Каждый шагает сам по себе. Я очень страдаю от этого. Ему чуждо многое, что свойственно мне органически. Ему враждебно всякое погружение в себя. Он этого боится, как черт ладана. Мне же необходимо время от времени остановиться в адовом кружении жизни, оглядеться вокруг, погрузиться в тишину. Я тишину люблю, я в ней расцветаю. Он же говорит: “Тишины боюсь. Тишина – как смерть”. Порой удивляюсь, как же и чем мы так прочно зацепились друг за друга, мы – такие противоположные люди?» [4]И вот пять лет спустя после этой записи оказалось, что зацепились они друг за друга совсем непрочно – настало охлаждение, скука, от которой страдали оба, но больше Наталья. Из ее воспоминаний: «Я изнемогала. Я запустила дела и хозяйство. Я спрашивала себя: “Если притупляется с годами жажда физического насыщения, где же все остальное? Где эта готика любви, которую мы с упорством маниаков громадим столько лет? Неужели все рухнуло, все строилось на песке?” Я спрашивала в тоске: “Скажи, куда же все девалось?” Он отвечал устало и цинично: “А черт его знает, куда все девается. Почем я знаю?” Конечно, дело осложняла моя гордость, романтическая дурь, пронесенная через всю жизнь, себе во вред. Со мною было неуютно и неблагополучно. Толстой это чувствовал и этого неуюта и неблагополучия не любил. Преодолевать семейные кризисы, что-то строить, терпеть, отказываться от своего “я” – все это было не для него. Он искал вдохновения» [11]. Чем больше он влюблялся в Тимошу, тем больше его раздражала Крандиевская. Если она критиковала написанное Толстым, он кричал в ответ, не слушая доводов: «Тебе не нравится? А в Москве нравится. А 60 миллионам читателей нравится» [3]. Когда она осуждала его дружбу с чекистом Яго2дой, Толстой сварливо кричал: «Интеллигентщина! Непонимание новых людей! Крандиевщина! Чистоплюйство!» [3]Отношения Толстого с Пешковой потихоньку сошли на нет. Отвергнутый граф с откровенной жестокостью говорил жене: «У меня осталась одна работа. У меня нет личной жизни» [3]. Обиженная Наталья ушла из дома сама, как романтическая женщина. Переехала жить в ленинградскую квартиру. Думала, что Толстой будет лить слезы и просить прощения. Из воспоминаний Крандиевской: «На прощанье он спросил: “Хочешь арбуза?” Я отказалась. Он сунул мне кусок в рот: – Ешь! Вкусный арбуз! Я встала и вышла из дома. Навсегда» [11]. Перед уходом она оставила мужу стихи:

Толстой отвечал иронически: «Тусинька, чудная душа, очень приятно находить на подушке перед сном стихи пушкинской прелести. Но только образ равнодушный не светится за окном – поверь мне. Было и минуло навсегда» [3]. Все дети были на стороне матери. Прошло время, и за день до смерти Толстой в феврале 1945 года сказал своей дочери Марианне: «Я никогда бы не разрушил свою семью, если бы Туся не переехала в Ленинград» [3]. Но это было потом.

Дальнейшие события в семье Толстых развернулись стремительно и предсказуемо. Из воспоминаний Крандиевской: «Нанятая в мое отсутствие для секретарства Людмила через две недели окончательно утвердилась в сердце Толстого и в моей спальне. (Позднее она говорила как-то, что вины за собой не чувствует, что место, занятое ею, было свободно и пусто.) Через два месяца она возвратилась из свадебного путешествия в тот же дом полновластной хозяйкой. Таков свирепый закон любви. Он гласит: если ты стар – ты не прав и ты побежден. Если ты молод – ты прав и ты побеждаешь» [11]. Толстому было 52, когда он женился на 29-летней Людмиле, дружившей с его детьми. С Натальей Васильевной он объяснился так: «В мой дом пришла Людмила. Что было в ней, я не могу тебе сказать или, вернее, не стоит сейчас говорить. Но с первых же дней у меня было ощущение утоления какой-то давнишней жажды. Наши отношения были чистыми и с моей стороны взволнованными. Людмила моя жена. Туся, это прочно. И я знаю, что пройдет время и ты мне простишь и примешь меня таким, какой я есть. Пойми и прости за боль, которую я тебе причиняю» [3]. После этого приговора ей осталось одно – отвечать стихами.

Этой обиды Наталья не простила Толстому и много лет спустя. «Было счастье, была работа, были книги, были дети. Многое что было. Но физиологический закон этой двадцатилетней связи разрешился просто. Он пил меня до тех пор, пока не почувствовал дно. Инстинкт питания отшвырнул его в сторону. Того же, что сохранилось на дне, как драгоценный осадок жизни, было, очевидно, недостаточно, чтобы удержать его» [11]. Людмила Баршева переиграла в сердце графа всех претенденток на его спальню. Цитируем его письмо: «Любимая, обожаемая, прелестная Мика, вы так умны и чисты, вы так невинны и ясны, – чувствуешь, как ваше сердце бьется, прикрытое только легким покровом… Мика, люблю ваше сердце, мне хочется быть достойным, чтобы оно билось для меня… Я никогда не привыкну к вам, я знаю: если вы полюбите – вы наполните жизнь волнением женской прелести, я никогда не привыкну к чуду вашей жизни»… [3]У Алексея Николаевича опять появился стимул к творчеству. «Мики, у меня так мало качеств, чтобы ты меня любила, мне хочется разбудить в тебе честолюбие, чтобы ты мной гордилась, – тогда я стану совершенно невероятно знаменит, чтобы ты гордилась своим мужем, Мики…» [3]Пока Толстой вместе с молодой женой проводил медовый месяц на водах, Наталья Васильевна побывала в Детском и вывезла из дома все, что сочла нужным. Увидев наполовину разгромленный дом, граф стал требовать, чтобы бывшая жена вернула столовый сервиз, ковры, мебель, люстры, а главное – картины, без которых он не может работать. Наталья отказалась. У Толстого началась новая жизнь с новой женой в Москве. Крандиевская с сыновьями осталась в Ленинграде. Алексей Николаевич Толстой стал депутатом Верховного Совета, академиком, возглавил Союз писателей, получил орден Ленина и орден Трудового Красного Знамени, две Сталинские премии. Его детей не взяли на фронт в Великую Отечественную войну, он только выделил 100 тысяч рублей на танк «Грозный». Войну и блокаду Туся пережила в Ленинграде вместе с младшим сыном Дмитрием. Сохранились воспоминания о том, с каким достоинством и мужеством она держалась в это нелегкое время. Толстой легко мог добиться их эвакуации, но Наталья ему писала: