Крис Хамфрис - Кровь Джека Абсолюта

— Клод? — обеспокоенно встрепенулась Клотильда, но была вынуждена умолкнуть.

Джек закрыл ей рот поцелуем. Позволить, чтобы она произносила еще чье-то имя, он просто не мог.

Приникнув к возлюбленной, он одной рукой придержал ее спину, чтобы инстинктивное желание вырваться не одержало в ней верх. Мера помогла. Ее стан, поначалу напрягшийся, постепенно расслабился, а ее губки оказались такими же сладкими, какими они ему и представлялись. И этот эффект, разумеется, не имел ничего общего с прилипшей к ним сахарной пудрой.

Короче, Джек ощутил себя на вершине блаженства и мог бы сидеть вот так хоть неделю, хоть две. Однако Клотильда стала все больше и больше отклоняться назад, и он, дабы продлить сладостные мгновения, потянулся за ней. Так продолжалось какое-то время, потом равновесие было нарушено, и они оба упали: она — на спину, он -на нее. Теперь не только сладкие губки, но и другие, более рельефные части замершего под ним тела, сказали ему, что она и впрямь развилась.

— Клотильда, — хрипло выдавил он.

И услышал шаги. Кто-то поспешно поднимался по лестнице.

Через миг Джек стоял в одном углу комнаты, Клотильда — в другом, судорожно одергивая помятую юбку. Как только она замерла, отвернувшись к окну, дверь широко распахнулась.

— Месье Гвен!

— Месье Абсолют!

На пороге стоял отец Клотильды. Несмотря на свой низенький рост, он был очень широкоплечим, с удивительно крупными для ювелира руками. Теперь они нервно стискивались и разжимались, а острый взгляд француза буравил то гостя, то дочь.

— Я решил, что вы уже не придете сегодня, месье Абсолют, и лишь потому позволил себе уйти.

Он вошел в комнату, озираясь по сторонам, будто в ней мог прятаться еще кто-то. Клод, сопровождавший его, остался стоять, где стоял, с равнодушно-скучающим видом.

Джек на мгновение задержал на нем взгляд, затем вновь переключил все свое внимание на ювелира.

— Мне очень жаль, сэр, я так торопился, но… меня задержали дела.

— Дела? — Месье Гвен подошел к окну и поглядел на Клотильду. — Ca va, ma petite? [43]— спросил он, потом обернулся. — Вы не находите, что моя дочь выглядит несколько нездоровой?

— Нет, месье Гвен. Мне так не показалось. Но… возможно, лишь потому, что меня и самого малость потряхивает. Инфекция, сэр… она просто носится в воздухе. Столько народа вокруг, столько… контактов.

— Ну-ну. Дочь, похоже, вела урок очень вяло?

— Au countraire [44], месье. Она была… очень мила.

— Мила?

Джек мысленно чертыхнулся. Он хотел сказать нечто другое. Но дурацкое слово сорвалось с языка, а лягушатники шуток не понимают.

— Папа, со мной все в порядке, — вмешалась Клотильда.

Отец не обратил на дочь никакого внимания.

— Ей надо бы отдохнуть. Вы не будете возражать, если мы закончим урок?

Джек чертыхнулся еще раз.

— Нет. Разумеется, нет.

— Тогда… до новой встречи. Но непременно внизу. Чтобы я мог быть уверен в правильном ходе… контакта.

Джек пошел к камину, чтобы забрать свою сумку, треуголку и трость. Выпрямляясь, он незаметно подмигнул водяному и лишь потом повернулся.

Отец Клотильды держал в руках его стих.

— Рыботорговка? — поинтересовался он, выгнув бровь.

Мать права. Сейчас каждый болван мнит себя знатоком высокой словесности. Надо просто не обращать на это внимания, вот и все.

— Месье. Мадемуазель.

Джек дважды отдал поклоны и направился к двери, где все еще торчал самодовольно ухмылявшийся Клод. С ним Джек раскланиваться не стал, даже когда тот с готовностью посторонился. Нет сомнений, этот парень сгонял за хозяином, несмотря на полученный шестипенсовик. Теперь с этим уже ничего поделать нельзя, но позже… Позже можно будет и поквитаться.

— Портшез! — крикнул он, оказавшись на улице, и перед ним тут же выросли двое здоровяков.

Идти было, собственно, недалеко, но накрапывал дождик, да и стоило поберечь свои силы. Они могли ему вскоре понадобиться. Если все сладится и пойдет хорошо.

Забравшись внутрь, Джек откинулся на подушки и важно изрек:

— Голден-сквер.

Каретный двор тянулся от Уорвик-стрит до Голден-сквер, и именно там Джек попросил носильщиков остановиться. Ему не позволяли входить в дом с парадного входа, ибо леди тщательно берегла свою репутацию, а частые и чересчур долго длящиеся визиты молодого и симпатичного малого могли обратить все ее усилия в прах. Поэтому он расплатился с носильщиками и зашагал к вымощенному булыжником тупику. Каретники уже хлопотали вовсю, ибо по мере приближения лета спрос на их продукцию все возрастал. Так что никто не обратил никакого внимания на юношу, подошедшего к маленькой дверце за мастерскими и отомкнувшего ее извлеченным из секретной щели в старой каменной кладке ключом. Проскользнув в крошечный садик, Джек привалился к стене и оглядел окна дома.

Она была в верхнем салоне, что очень приободрило его. Но не одна, и восторг, всколыхнувшийся в душе Джека, сменился разочарованием. С кем она говорит? Оказалось, не с горничной. С каким-то мужчиной. Тот вальяжно расхаживал по салону, и Джек совсем сник. Потом в нем вспыхнул гнев, когда он сообразил, что посетитель — вовсе не содержавший и дом, и его прекрасную обитательницу лорд Мельбури. Тот, впрочем, так и так должен был сейчас находиться на парламентском заседании. Именно на его отсутствии Джек и строил расчет. Однако отсутствием лорда, похоже, решил воспользоваться и еще кое-кто, а это уже не лезло ни в какие ворота. Джек, безусловно, не был так глуп, чтобы ревновать к его светлости, но прочих соперников он, разумеется, не потерпит.

Ревность подстегивала. Джек мог бы войти через заднюю дверь и по двум лестницам взбежать наверх, однако кованый железный балкончик примыкал прямо к гостиной, а толстые виноградные плети ни в чем не уступали ступеням. Он в один миг взобрался по ним. И услышал смех. Ее — с характерной горловой хрипотцой, и мужской — очень самодовольный. Перемахнув через балюстраду, Джек посмотрел на закрытую дверь, потом -на окно. То, по счастью, было открыто.

— Разве вам хочется именно этого, сэр? — вновь рассмеялась она. — Я должна держать это именно так?

— Именно так, мадам, но… сдвиньте пальчики к кончику… если это возможно. А теперь поверните их и подайте чуть в сторону… да!

— Так?

— Именно так. Да, мадам, да! Это… ах! Это просто… великолепно!

Джек мог стерпеть что угодно, но только не сдавленные сладострастные стоны, и потому с негодующим ревом впрыгнул в салон.

— Проклятье! — вскричал мужчина, отскакивая от мольберта. В руках его были палитра и кисть.

— Джек! — вскрикнула Фанни. — Что за пассаж? — Кринолин [45]изумленной красавицы возмущенно заколыхался. — Какого черта ты вдруг решил, что можешь ко мне так врываться?