Синтия Хэррод-Иглз - Темная роза

Кое-кого из них Нанетта уже знала – например, Джорджа, брата Анны, и была рада возобновить знакомство. Вскоре он начал флиртовать с ней, и ей это нравилось. Иногда девушка подумывала, что неплохо было бы выйти замуж за Джорджа и стать не только подругой, но и сестрой Анны, но Джордж, увы, был уже женат на какой-то сварливой Джейн Паркер, которую ненавидел, и в тех редких случаях, когда она присоединялась к их компании, открыто третировал.

Еще там были: Франк Уэстон, низенький и пылкий человечек, то и дело страстно клявшийся в чем угодно и постоянно хваставший, что остальные находили забавным; Ричард Пейдж, тихий ученый, оглушительно кашлявший; Френсис Брайан, еще один кузен Болейна, чья сестра Мэг должна была прибыть ко двору в конце этого года; Томас Уайат, кузен Анны и близкий друг Джорджа. Он производил сильное впечатление на Нанетту, прикусывающую язычок в его компании. Это был небольшой, плотный мужчина с мягкими редкими каштановыми волосами и длинной курчавой бородой, не скрывавшей его чувственного рта. Его небесно-голубые глаза казались глазами невинного ребенка, пока вы не читали в них ядовитую насмешку.

– Наконец-то, – сказал он при первой встрече, склоняясь над ее рукой, – появилась достойная соперница моей кузины. С детства красота Анны дурманила меня, но наконец-то я вижу противоядие. Один яд изгоняет другой, и ваши глаза возбуждают во мне смертельнейшую из болезней.

Он поцеловал ей руку, и когда его мягкая бородка коснулась ее кожи, сердце Нанетты вздрогнуло, а следившая за ними Анна улыбнулась:

– У меня нет и не может быть соперниц, Том! Предупреждаю тебя раз и навсегда, что тебе запрещается любить кого-либо, кроме меня!

Том выпрямился и, не отпуская руки Нанетты, ядовито улыбнулся Анне, обнажив крепкие белые зубы:

– Анна, моя милейшая кузина, я всегда выполнял твои приказы и даже женился на женщине, которую не люблю, только для того, чтобы остаться преданным тебе. Но... – он с глубоким вздохом прижал руку Нанетты к своему бархатному кафтану, – что может сделать мужчина против стрел маленького слепого божества? Он беспомощен! Мы, смертные, просто беспомощны. И это юное божественное создание, что стоит передо мной, – он снова поцеловал руку Нанетты, – и созерцает меня своими небесными глазами...

– Будучи совершенно потрясена, – вмешалась Анна, – и поражаясь, неужели в столь ранний час вы уже оказались под губительным воздействием вина. Нанетта, предупреждаю тебя, что Том – поэт, и поэтому все рассматривает как игру. Не верь ни слову из его лживых панегириков, иначе он разобьет твое сердце!

– Ее сердце? – возмутился Том. – Нет, это мое сердце в опасности – более хрупкого сосуда вы не найдете в груди дев, даже столь нежных, как маленькая Нан, чью ручку я удостоился поцеловать. – И он, сообразно словам, еще раз облобызал руку Нанетты.

– Я полагаю, что наши сердца находятся в равной опасности, сэр, – Нанетта услышала свои слова как бы со стороны, поражаясь, как она может говорить такое. Но позже она узнала, что Том Уайат умел производить впечатление на каждого. Он уже проницательно смотрел на нее, как бы читая по ее глазам и понимая, что она думает.

– Мне кажется, мы с мисс Нанеттой прекрасно понимаем друг друга. Мы наверняка будем друзьями, не сомневаюсь. – И, взяв ее под руку, а под другую руку – Анну, он повел их по одной из красивейших аллей парка, излив на них все свое остроумие.

Они с Анной развлекались, как дети, так как оказалось, что они не только дальние родственники, но в детстве жили неподалеку друг от друга в Кенте. Из их непринужденной беседы Нанетта быстро поняла, что Уайат был влюблен в Анну, но Анна даже не догадывалась об этом и не испытывала ответного чувства. Когда они присоединились к остальным, она поняла еще, что Джордж знал о безответном чувстве Тома, а это также связывало двух мужчин, женатых на нелюбимых ими женщинах. Это вполне соответствовало слышанному ею когда-то замечанию Анны, что никто не женится на тех, кого любит.

Как-то жарким летним днем вся компания расположилась под деревьями. Том и Анна сочиняли песню. Том придумал слова, а Анна – музыку, которую тут же наигрывала на лютне. Анна сидела на стволе упавшего дерева, держа на коленях лютню, а Том стоял сзади, наклонившись и глядя на ее склоненную голову в чепце с таким выражением на лице, которое, к его счастью, она не могла видеть.

– Бедный Том, – прошептал Нанетте Джордж, сидевший в траве подле нее, – и почему мы всегда влюбляемся в того, с кем не можем соединить свою судьбу? Может быть, это извращение является свойством судьбы?

Нанетта улыбнулась:

– Нет, это извращение присуще только молодежи, особенно молодым поэтам. Что бы вы с Томом писали о любви, если бы сами были счастливы в ней? Тот, кто любит собственную жену, – скучнейший человек.

Джордж сделал вид, что шокирован:

– Как, мисс Морлэнд, можете вы произносить столь ужасные слова! Осмелиться предполагать, что благословенный свыше брак делает человека скучным!

– Нужно ли мне напоминать вам о том, что святая церковь учит нас: истинное блаженство – у нищих духом, а еще лучше – безбрачие? – с притворной суровостью ответила Нанетта.

– Но разве не учит нас церковь на своем примере, – возразил Джордж, – к чему приводит длительное воздержание? И что его надо избегать любой ценой? Разве у нашего кардинала нет четырех дочерей и сына, на которых он изливает свои благодеяния?

– Почему это вы двое болтаете друг с другом, вместо того чтобы прислушиваться к нашей восхитительной музыке? – обратился к ним Том. – Что это вы так живо обсуждаете, пугая нашу робкую музу?

– Церковь, мой дорогой Том, мы обсуждаем церковь, – сказал Джордж.

– Эта тема может и подождать. Я бы еще простил вас, если бы это была какая-нибудь возвышенная тема, вроде любви или поэзии, но рассуждения о столь незначительном предмете вы могли бы приберечь для другого времени. – Анна подняла к нему лицо, и он поцеловал ее в лоб. – Продолжайте, милейшая кузина, если он снова будет отвлекать вас, я отомщу ему на ристалище!

Раздался взрыв хохота.

– Ты, – заржал Франк, – и на ристалище! Молю Господа о том, чтобы прожить подольше и узреть Томаса Уайата на ристалище!

– Тогда тебе придется дожить до возраста Мафусаила, – заметил Ричард Пейдж, – так как обычного срока человеческой жизни тебе будет недостаточно.

– Бедный Том, – вмешалась Мэдж, защищая брата, – стыдитесь! Разве можно обижать человека, приносящего миру столько наслаждения своими стихами!

– А самому себе столько боли, – добавила Нанетта.

Том бросил ей умоляющий взгляд.

– Вы правы, мисс Нан, – ни одна женщина не испытывает такой боли при родах, как поэт при создании своего сочинения.