Синтия Хэррод-Иглз - Князек

– Прекрасно! – воскликнул он. – Так давайте выпьем за успех и за будущий союз наших семей!

Черный Вилл поднял кубок и шумно отхлебнул. Дети сидели молча, каждый подле своего отца. Мэри Перси смотрела в пол, а Джон – на Мэри Перси, с любовью и надеждой.

Придворные церемониалы были изысканны, поражали блеском и – на удивление изматывали. Но королева Елизавета, как и покойный ее отец, прекрасно знала, что «король должен выглядеть королем» – поэтому при ее дворе скрупулезно соблюдались все нормы и правила этикета. Но за порогом ее спальни эти мучения кончались – там королева мгновенно преображалась и становилась просто Елизаветой Тюдор. Понятно, в ее покои не допускался никто из придворных, кроме двух ближайших фрейлин – Кэт и Нэн, да постельничих. У каждой из этих двух леди были свои, строго определенные обязанности – Кэт, словно сорока, приносила на хвосте новости, болтала без умолку, развлекала госпожу и обихаживала ее как нянька. Делом Нэн было успокаивать государыню, выслушивать ее – и давать мудрые советы. В обязанности обеих входило любить госпожу – но это было скорее удовольствием, нежели долгом...

...Стоял август – день был на удивление жарким и влажным, но дождь все еще не начинался. Выдался на редкость тяжелый день, и государыня была утомлена. Платья придворных дам были необыкновенно тяжелы, но королеве приходилось труднее всех: ее наряд, расшитый жемчугом и золотым кружевом, был тяжелее всех прочих. Когда Кэт и Нэн освободили ее от платья, стройное тело королевы тотчас же выпрямилось, словно травинка, освобожденная от гнета давившего на нее каблука. В одной белоснежной льняной сорочке она уселась перед зеркалом, опершись локтями на подзеркальник, сплошь уставленный флаконами духов, пудреницами и щетками для волос. Кэт неодобрительно взглянула на нее.

– Успокойтесь, моя драгоценная леди. Ваша верная Кэт тотчас же умоет ваше прелестное лицо. Но не упирайтесь локтями в столик, дорогая моя, – я ведь уже тысячу раз вам говорила! На локотках вашей милости появятся морщинки, безобразные морщинки...

– Прекрати, Кэт! – оборвал ее королева, не меняя положения. – Нэн, поди сюда и причеши меня. Ни у кого нет таких нежных рук, как у тебя – моей голове сразу станет легче.

Нэн оставила парадное платье государыни на попечение Кэт и послушно направилась к государыне. Кэт взволнованно спросила:

– У вас болит голова, миледи? Пойду-ка принесу вам понюхать розмариновой воды.

Елизавета уже открыла было рот, чтобы возразить – и тотчас же передумала:

– Да-да, пойди, Кэт, – и, кстати, захвати по дороге немного лимонада.

После ухода Кэт в спальне стало очень тихо – никто не произносил ни слова. Нанетта осторожно извлекла из прически королевы шпильки – плащ из золотисто-рыжих волос почти скрыл фигуру Елизаветы – и принялась нежно их расчесывать, следя за тем, как усталая женщина мало-помалу успокаивается. Через некоторое время опущенные веки приподнялись:

– Нэн...

– Да, ваша светлость? – она предпочла более теплое и доверительное обращение холодно-официальному «ваше величество».

– Что мне делать с ней?

Нанетта была достаточно умна, чтобы понять – речь идет вовсе не о Кэт. Но необходимо было удостовериться, о ком именно.

– С кем, ваша светлость?

– С шотландской королевой. – Елизавета поморщилась. – С моей кузиной, Марией Стюарт, королевой Франции и Шотландии, как она себя именует. И с удовольствием объявила бы себя королевой Англии...

– Это не в ее власти, – спокойно ответила Нанетта. – Покуда вы здесь и…

– И – что? Договаривай!

– Вы сами прекрасно знаете, ваша светлость. Пока вы не замужем.

Елизавета кивнула:

– Да, но пока я не замужем, всякий, кому не лень, рассчитывает, что я отдам свою руку именно тому, кого он соизволит избрать. Но она, она, Нэн! Незамужняя, она словно бельмо у меня на глазу. А выйди она замуж, станет еще хуже.

Нанетта прекрасно понимала, куда клонит королева. Между ними существовало негласное соглашение – Нанетта должна была вслух произносить все то, что было на уме у госпожи. В этот раз правила игры оставались неизменными. И Нанетта произнесла: Если только она не выйдет замуж за нужного вам человека.

– Но кто это? Кто, Нэн?

Это было уже сложнее. Нанетта не рискнула сказать: «Кто-то преданный вашей светлости». Это, разумеется, был бы верный ответ, но чересчур уж расплывчатый. Услужливое воображение Нанетты тотчас же предложило имя Вильяма Сесила – и она чуть было не рассмеялась. Вслух же она произнесла:

– Не знаю, ваша светлость. – Она продолжала расчесывать длинные пряди, потупив глаза, чтобы не встретиться с мрачным черным взором в зеркале. – Это величайшая честь.

– И огромный риск. – Елизавета ждала ответа, но Нанетта хранила молчание. – Вот о чем я подумала, Нэн, – Мария весьма страстная особа. Это должен быть тот, к кому она воспылала бы любовью, кто мог бы изобразить страстно влюбленного...

– Таким образом вы рассчитываете ее занять... – улыбнулась Нанетта. – Но он также должен быть протестантом, иначе он лишь подольет масла в огонь – ведь она и так тяготеет к католицизму!

– Верно. А теперь подумай вот о чем – их дитя может быть наследником моего престола. В брачном контракте должно быть оговорено, что дитя должно быть воспитано в добрых традициях англиканской церкви – чтобы стать наследником престола. А если этот человек, ее будущий супруг, будет достаточно мне предан…

– То он станет прекрасным шпионом при дворе шотландской королевы. – Теперь мысль Нанетты работала уже четче. Елизавета принялась вертеть в руках серебряную головную щетку, длинные белые пальцы изящно поигрывали красивой вещицей – как ее руки похожи на материнские, невольно подумалось Нанетте...

– Но кто этот человек, Нэн? Кто предан мне, при этом не католик и достаточно хорош собой, чтобы Мэри в него влюбилась?

Нанетта никак не могла взять в толк, кого имеет в виду королева. Она молча качала головой. Королева резко выпрямилась, и серебряная щетка вдруг больно ударила по пальцам Нанетты.

– Глупышка Нэн! Да ведь есть лишь один-единственный подходящий мужчина, разве ты не видишь? Мой дорогой Робин. Это должен быть он.

У Нанетты хватило здравого смысла не разинуть от удивления рот, но идея показалась ей настолько нелепой и смехотворной... Обвенчать королеву Шотландии с милордом Робертом Дадли? О страсти Елизаветы к своему конюшему было известно всем и каждому – но невероятно, чтобы женщина столь высокого положения, как Мария Шотландская, повторила подобную оплошность! И Нанетта, сделав мысленное усилие, придумала-таки наименее оскорбительное для достоинства королевы возражение: